Холодный огонь - страница 9

Он взял саквояж и зашагал по коридору, прихрамывая на левую ногу.

– Вам необходимо показаться врачу. – Холли догнала Джима и пошла рядом.

– Пустяки, у меня всего лишь растяжение.

– Все равно это нельзя так оставлять.

– Куплю эластичный бинт в аэропорту или когда приеду домой.

Может быть, ее привлекла его манера держаться. Джим был безукоризненно вежлив, улыбался легко и непринужденно, по виду – настоящий джентльмен со Старого Юга, вот только речь правильная, без малейшего акцента. Несмотря на хромоту, он двигался с удивительным изяществом, и Холли вспомнила балетную легкость его прыжка навстречу мчащемуся грузовику. Грация движений и врожденное благородство в мужчине много значили для Холли, и все-таки главным было нечто иное, то, о чем она смутно догадывалась, но не могла выразить словами.

Они подошли к выходу, и Холли предложила:

– Могу подбросить до аэропорта.

– Я вам очень признателен, но, право, не стоит.

Джим открыл дверь, и они вышли на крыльцо.

– Пешком вы туда не скоро доберетесь.

Он остановился и нахмурился.

– Пожалуй, вы правы… Здесь наверняка где-нибудь есть телефон. Я вызову такси.

– Послушайте, вы меня боитесь, точно я маньяк-убийца! Честное слово, я не держу в машине циркулярную пилу.

Джим посмотрел ей в лицо и улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

– Вообще-то вы больше похожи на любителя поохотиться с тупой бритвой.

– Ну что вы! Мы, журналисты, предпочитаем остро отточенное перо. Однако на этой недели на моем счету ни одной жертвы.

– А на прошлой?

– Две. Но обе были несносными рекламными агентами.

– Что ни говори, а все-таки убийство.

– Но при смягчающих вину обстоятельствах.

– Убедили. Ничего не остается, как принять ваше предложение.

Синяя «Тойота» Холли находилась в глубине стоянки, через два ряда от машины, в которую врезался пьяный водитель. Тягач транспортной компании как раз тронулся с места и потащил на буксире злосчастный грузовик. Полицейские садились в патрульную машину. На черном асфальте в лучах полуденного солнца блестели неубранные осколки разбитого стекла.

Некоторое время они ехали молча.

Затем Холли спросила:

– У вас в Портленде друзья?

– Да, еще со студенческих времен.

– Вы у них и остановились?

– Да.

– И они не могли отвезти вас в аэропорт?

– Если бы самолет улетал утром, конечно, отвезли бы, но днем они на работе.

– А… – Холли не нашлась что сказать и замолчала.

Потом обратила его внимание на ярко-желтую цветочную клумбу за железным забором и спросила, знает ли он, что Портленд называют Городом Роз. Он знал.

Тогда после некоторого молчания она предприняла новую попытку:

– У них не работал телефон?

– Простите, не понял?

– Телефон в квартире у ваших друзей, вы могли бы вызвать такси из дома.

– Мне хотелось прогуляться.

– До аэропорта?

– Когда я выходил из дома, ноги у меня были в полном порядке.

– Но до аэропорта очень далеко!

– Мне не привыкать.

– Очень далеко, особенно с саквояжем.

– Он почти пустой. И потом, когда я тренируюсь, то беру в руки гантели, чтобы при ходьбе работали мышцы.

– Я сама люблю ходьбу. – Холли притормозила на красный свет. – Раньше бегала по утрам, но потом стали ныть колени.

– Со мной была та же история, и я бросил бег и перешел на ходьбу. Она дает такую же нагрузку на сердце, если держать хороший темп.

Холли хотелось продлить недолгие минуты этой беседы, и она вела машину совсем медленно. Они оживленно болтали о тренировках и диете. Одна из реплик Джима позволила ей совершенно естественно поинтересоваться именами его друзей в Портленде.

– Нет, – твердо сказал он.

– Что значит – нет?

– Я не скажу вам, как зовут моих друзей. Они тихие славные люди, и мне не хочется, чтобы к ним приставали с глупыми вопросами.

– Благодарю за комплимент, – вспыхнула Холли.

– Я не имел в виду вас, мисс Торн. Просто мне бы не хотелось, чтобы по моей милости их имена замелькали в газетах и для них кончилась спокойная жизнь.

– Многие мечтают увидеть свое имя в газетах.

– Далеко не все.

– Но, может быть, им будет приятно рассказать о своем отважном друге.

– Прошу прощения, но… – Он извиняюще улыбнулся.

Она понемногу стала понимать, что так поразило ее в Джиме Айренхарте – его удивительное самообладание.