Хорошие девочки плачут молча - страница 28

— Никто не знает, что будет потом. Скажи мне правду, что случилось? — спрашивал Михаил снова и снова, но я упорствовала в молчании.

Лишь глубокой ночью, проведя всё отпущенное на краткую встречу время в его объятиях, проснулась со слезами и криком. Мне впервые за эти месяцы, прошедшие с потери ребёнка, приснился кошмар. Что я снова забеременела и снова потеряла свой шанс.

Я плакала, а Михаил гладил мои волосы и крепко прижимал к себе, пока я не рассказала ему всё. Возвращаться в прошлое было больно, но ещё больнее было сейчас смолчать и, переживая этот сон, не упомянуть о событиях недавнего прошлого.

— Почему ты мне не сказала? — спустя какое-то время, закурив и опрокинув бокал виски. — Могла бы позвонить для приличия.

Это был сарказм, я его заслужила. Надо было сказать, но…

— Было не до этого, — с обидой ответила я, и он замолчал, поймав мой взгляд.

До утра мы не спали, всё говорили и говорили о прошлом. Не о будущем. Но, провожая меня на работу, Михаил задержал мою руку в своей и глядя в глаза, твёрдо сказал:

— У тебя месяц чтобы поговорить с отцом. Или я увезу тебя без этого разговора. И я не шучу, Марго, я всё равно увезу тебя, даже если ты сбежишь в Замбези. У меня и там есть свои люди.

— Теперь я знаю, куда точно не следует сбегать, — улыбнулась я и, встав на цыпочки, поцеловала его в щёку.

И ушла, обернувшись напоследок, помахав рукой с улыбкой, словно сама верила, что смогу с ним уехать. И попробовать всё сначала.

Марго

— Я скоро приеду, — позвонил мне Михаил в начале июля. — Собрала вещи?

— Ты не передумал? — улыбнулась я как бы в шутку, а у самой защемило сердце. Я ведь всё откладывала разговор с отцом, надеясь и одновременно безумно боясь, что мой любимый передумает.

Несколько недель после той нашей встречи я жила воспоминанием о ней. Искренне надеялась, что Михаил одумается и откажется от  идеи соединить наши жизни.

Я бы пошла за ним на край света, я видела в его глазах желание уберечь меня от всего мира, но боялась, что со временем всё это пройдёт.

Сменится сначала на жалость без любви, потом на равнодушие, к которому будет примешиваться раздражение. И в итоге всё скатится к глухой ненависти.

Постепенное умирание любви страшнее самого болезненного разрыва отношений.

Я бы просто не пережила этого личного ада, когда понимаешь, что ничего уже не изменить, что теперь остаётся только принять ситуацию и понуро уйти в пустоту, чтобы не мешать любимому. Больше не мешать.

Я не раз пыталась донести это до Михаила, но он лишь отмахивался от моих умозаключений.

— Я сказал, что хочу видеть тебя своей женой, значит, хочу. Я ещё никому не делал предложения так настойчиво, и никто так упорно не увиливал от прямого ответа.

Он ставил мне это в вину, как бы намекая, что я просто ищу повод отделаться от него. Эх, если бы он понимал меня, знал и чувствовал всю боль, которая не покинула моё тело полностью, не вышло вместе с ребёнком, а просто спряталось глубоко внутри!

Если бы испытал хотя бы толику той липкой паутины беспомощности, в которой я барахталась до сих пор, он бы не упрекал меня за сомнения.

И всё же надо было выбирать сторону. И я решилась.

Пусть так, пусть я не раз об этом пожалею, но сдамся на милость судьбы. Выберу жизнь. Любовь. Радость.

Я написала заявление на увольнение и начала паковать чемоданы, радуясь, что так и не распаковала некоторые вещи. Будто знала или надеялась, что Миша меня найдёт в серой тоске и увезёт с собой.

Туда, где голубое небо и сверкает радуга.

Отец позвонил через день после того, как в отделе стало известно, что я их покидаю.

— Ты решила вернуться? — спросил он как бы между фраз «рад тебя слышать!» и «всё ли хорошо?».

— Да, — ответила я. — Завтра приеду, хочу повидаться.

Разговор, который нам предстоит, лучше вести с глазу на глаз. Вечером.

— Буду к ужину. Скажи кухарке, чтобы приготовила гуся.

Отец ничего не ответил. Думаю, он уже подозревал, что причина для моего отъезда из Тулы довольно веская. И что лучше её услышать из первых уст.

Вечером я была в Москве и сидела в нашей столовой, как будто не было ни смерти мамы, ни моей внезапно нашедшей отклик любви, ни потери ребёнка, ни бегства. Ничего не было, и всё ещё впереди.