Хранители времени - страница 49

— У меня был жених в Днепропетровске. Мы подружились с ним, он оказался русским с Фроси, с Одоевского района оказался. А учился он в инженерно-строительном институте и очень хорошо писал стихи, писал даже Сталину, он был старше меня. Умер пять месяцев назад, поэтому для меня это очень тяжелое воспоминание…

— Мы дружили с ним все время. Он с другого вообще института, но каким-то образом так познакомились, что сдружились, и он приехал ко мне туда, в Закарпатье. Он из бедных. И он приехал и сказал: «Мы должны пожениться». Это все изменило.

Диму (моего мужа) все время отправляли в командировки, мы много переезжали, но в конечном итоге остались здесь. И потом просто случайно какая-то женщина оттуда, где мы жили в квартире, говорит: «Машенька, ты все ищешь себе работы? Ты знаешь, я слышала, что тут есть Ясная Поляна, ты слышала?» Я говорю: «Да, слышала». И говорит: «Там ушла агроном, она там все разворовала, сходи, сходи». Я говорю: «Меня разве возьмут?» Она отвечает: «Сходи-сходи».

Приехала сюда, директор сидит на втором этаже. Я зашла, а директор Ксенофонтов был, он был добрым-добрым очень человеком. В итоге сделали меня просто агрономом сначала, а потом понемножечку повышение мне делали. Завсектором сделали: полеводство, луговодство, цветоводство. Поля, луга, пасека — все это на мне. Потом завотделом я стала.

Пришла я сюда, сейчас будет 50 лет, в 1967 году. Первого августа будет 50 лет. Сыну моему был годик. А завсектором и завотделом я стала уже потом. Я сейчас завотдела мемориальной пасеки. О пасеке могу разговаривать целыми днями, у нас всегда были пчелы дома, и я их любила.

Я только пришла, август, а тут качка меда, и приходить надо было на работу в шесть часов утра. Я этой женщине, которая меня устроила на работу, сына Игорька оставила. Говорю ей: «Мне в 6 утра». Она: «Еще же автобусы не ходят, куда ты поедешь?» Я прибежала сюда в 6 часов утра, качали мы мед. Еще пасечник был старый, его уже давно нет. Он деревенский, Борисов, они тут всегда у Толстых работали, эти люди, семьи, — Борисовы. Многие тут фамилии всегда работали у Толстых, еще когда были те Толстые.

Так на меня и навалили это. И луга, и поля, и пасека, и цветы. С цветами, конечно, я не на «ты», цветоводство я начинала сама штудировать. Каждому растению своя почва, свои условия должны быть. И вот я в этой теплице так и прижилась. И по полям, и по лугам, и по всему.

— Меня звали на разные работы, мой муж тогда работал в горкоме партии, мне можно было найти что-нибудь, а я не могла. Я плакала. Пришла осенью, глянула, — все цветет тут, женщины мои сидят. Я им сказала, что я, наверное, собираюсь уходить. Это уже лет 15 прошло, как я работала. Они говорят: «Да ты что?» И я посмотрела: все цветет, все благоухает, как раз сентябрь, астры вот невероятной высоты, все красиво, георгины у нас такие красивые, все было. Я заплакала и осталась.

Когда пришел Владимир Ильич Толстой, все изменилось. Он стал собирать хороший коллектив, чтобы люди перестали друг друга грызть и выживать. Выживали друг друга по-страшному. Владимир Ильич, он молодой совершенно и по-другому мыслит. Видно, корни какие, откуда человек. Он прапраправнук, три раза. Отец его тоже сюда приезжал, они похоронены все на кочках. И Софья Андреевна, и сестра ее, Татьяна Андреевна, и дети мелкие тут. Не все дети. И Ванечка. Некоторые в Москве, у них много же было детей.

Когда Дима уже приболел, он и говорит: «Маш, бросай, хватит, тяжело все-таки». Мой муж, знаете, какой человек у меня, он столько мне стихов посвятил. Когда он болел, я приходила с работы, а уже написано стихотворение. Каждый день. Каждый день такой стих, что плакать хочется.

— Один сборник он свой отдал в типографию. А так он не посылал, но у него очень много написано. Смотря, какая пора, и вот он всю эту пору, когда что-то происходит, когда власть менялась. Один стих у него о Ясной Поляне есть. Про всех девчонок, которые здесь работали. В газете он тоже был, когда был Владимир Ильич, то была газета наша музейная.