Хромой пастух - страница 12
«Как долго ползти до нижнего мира?»
«Это временем не определяется».
«А иначе никак?»
«Иначе никак».
Покачал головой. Все равно Ичену освобожу.
Все равно в нижний мир проползу между кочками на брюхе.
Сильный шаман будет прыгать, метаться, вскрикивать, сильно стучать колотушкой в бубен, тянуть за уши Кутличана. Этот шаман чесоточный только с виду. Один мидоль, один дневной переход, если ползти — проползу. Потом еще два мидоля, два дневных перехода, проползу. Тени собак залают, тень сказочной старушки неслышно навстречу выйдет, откроет сумеречные глаза. «Навсегда пришел, Кутличан? — спросит. — На время пришел?» Он ответит. «Моя прабабушка, — с уважением ответит, — узнать пришел». Она скажет: «Тогда говори свое». И он скажет.
«Хэ! Такое узнать — надо идти дальше».
Если до реки доползу, значит, и дальше сложится.
Старуха стражница перевезет на другую сторону в безмолвный нижний мир.
Раз ворон говорит — крух, значит, старуха перевезет. А я крикну громко — ку-ку, чтобы стражница обратила внимание. Кутличан даже шепнул ку-ку про себя, но чуткий ворон опять услышал. Наклонил тяжелый клюв: «Крух! Не говори так. Даже не думай так. Кукушка — шаманская птичка. Никаким словам кукушки не подражай, а то с ума сойдешь или умрешь просто».
Луну затянуло. Ногу дергает боль.
Кутличан полз по мхам, по звуку бубна.
Под пальцами — мелкие лужицы, снулая рыба. Рыжая лисица-шахалэ твердыми когтями разрывала гнилые кучи, переворачивала щепки, исследовала извилистые мышиные норы, иногда поднимала голову, будто спрашивала: «Это кто там ползет? Это кто там чужой ползет?»
Сказочный старичок чулэни-полут сидел на голом берегу.
Чулэни-полут совсем как человек, только крупного роста. Голова круглая, как тундряная кочка, спутанные волосы вниз висят. Такой убитого лося носит привязанным к ремешку кафтана, человека ест с аппетитом.
Обрадовался: «Ты пришел?»
«Хэ! Я пришел».
«Что видел?»
«Убили всех».
«Что слышал?»
«Дудки-омоков убили».
Берег печальной реки усыпан черной галькой.
Сказочный старичок сказал: «Тебе здесь нельзя».
Нехорошо засмеялся, потертую меховую кукашку поправил.
«Сядь на камень, — пожалел. — Тебе здесь нельзя. Все равно нельзя. Скоро старуха стражница на лодочке явится, всех увозит в нижний мир. Не торопись, тебя не упустит. Вижу, сухожилие у тебя на ноге порезано, все равно не торопись. И хромые иногда хорошо живут, я про такое слышал».
Вспоминая, облизнул узкие губы: «Почему сам пришел?»
«С шаманом теперь дружу. Братьев дудки-омоков хочу вернуть».
«Из нижнего мира никого не возвращают, даже братьев. — Чулэни-полут с пониманием почмокал длинными узкими губами. — Ты, чувствую, теплый. Если тебя съем, попадешь в нижний мир быстрее».
«Хэ! Пусть стражница перевезет».
Сидели на берегу, молчали. Не знали, что сказать.
Потом послышался всплеск — тихий, ровный. Так весло ударяет в воду, когда не торопятся. Звук шаманского бубна, потом всплеск. «Хэруллу! Хэруллу!» И снова всплеск. Это, наверное, стражница ехала.
«В лодку сядешь, шаман на нашем берегу останется, — тихо зевая, сказал чулэни-полут. — Если идешь в нижний мир, он у нас останется. Пусть камлает, пока ты в нижнем мире находишься. Только торопись. Сколько шаман камлать сможет, он сам пока не знает, наверное сколько хватит сил, а их у него немного. Не успеешь к нам вернуться — никогда не вернешься».
«Дергэл! Дергэл!» Шаман как черное пламя разрезал тьму.
Совсем черное разрезал своим совсем черным, даже глазам больно.
Кутличан видел голову черную, круглую. Видел кафтан с черной бахромой, черную колотушку, черный бубен — все черное, все обдавало страхом, гнилью, удушьем, лисица-шахалэ испуганно поджимала хвост.
«Мне в нижний мир надо», — сказал Кутличан.
Знал, что эти слова можно не произносить, шаман и без слов все знает, но на всякий случай произнес — боялся, шаман забудет. А такой не забудет. Видно, что шаман совсем не чесоточный. Умеет становиться рыбой, и земляным червем может обернуться, и птицей, у каждого своя память. Плохим запахом все вокруг заполнил, будто в реке сразу вся рыба сгнила. И старуха в деревянной лодочке подплывала совсем гнилая, рыхлая, звала открытым беззубым ртом. «Где, — звала, — мой хромой?» Даже стало тяжело дышать высоко пролетающим птицам, пробегающему зверю от запахов, которые неустанно творил шаман. Не зря он три года томился на цепи в отдельной урасе, скакал на одной ноге, ругался с невидимыми духами.