Хромой пастух - страница 13
Гнилая старуха протянула руку.
Спросила: «Ты мой хромой?»
«Я хромой Ичены».
«Она тоже моя будет».
Вдруг разглядел, что не было у стражницы никакого весла, только ладони широкие с зелеными перепонками между пальцами. Смотрела ласково, но даже на такой ласковый взгляд Кутличан отвечать не стал: нога болела. Смотрел на лодочку — узкая, утлая. Как в такой пораненную ногу вытянуть?
«А ты садись. Я таких, как ты, иногда по десяти в лодочку наваливаю, — похвасталась стражница. — Буду звать тебя — мой хромой».
«Хэ! Не буду откликаться».
«Тогда не попадешь в нижний мир».
«Хэ! В реке утоплюсь, водой принесет».
«Тогда в средний мир не вернешься. С твоей Иченой будут тунгусы жить».
«По звуку шаманского бубна сам реку переплыву».
«Я рядом в лодочке поплыву, топить рукой буду».
«Шаман тебе не позволит. Скажет: хэруллу!»
«Что ты! Что ты!» — испугалась старуха.
«Скажет: дергэл!»
«Что ты! Что ты!»
«Скажет: худиэ!»
Стражница совсем испугалась.
А Кутличан вспомнил, как сильный шаман водил одулов через море.
Очень сильный шаман. Ехал впереди на олешке верхом, на голове рога, прямо по воде ехал. Тряхнет громко бубном — за ним сразу намерзает ледяная дорожка, одулы спешат, торопятся, никто не боялся, шли за сильным шаманом. И Кутличан сейчас не боялся стражницу.
Она это почувствовала.
«В нижний мир придя, что будешь делать? Сколько жить будешь?»
«Хэ! — ответил. — Сколько надо».
«Чего просить будешь?»
«Братьев Ичены. Сразу двух. С ними пойду к тунгусам. Увижу самого плохого, скажу: ты много убил дудки-омоков, ты много пролил крови. Так прямо скажу и ударю ножом в сердце. Наконец воином стану. Скажу убитому: отправляйся в нижний мир к отцу твоему, к твоей матери. Ты сразу всех получишь».
С этим стражница согласилась.
«Мы многих ждем».
Плыли в лодочке.
Все движется, а течения нет.
Долго по берегам тянулись высокие осыпные яры.
Вода черная, сеть забросишь — выловишь разве утопленника, но утопленник не рыба, да и стражница все равно отберет. Тихо-тихо кругом. Плывешь по темной плоской реке, старуха стражница гребет голой перепончатой рукой, а на самом деле медленно спускаешься в нижний мир.
Наконец вдали, в облаке ужасного запаха увидели каменистый берег, там же урасы, крытые призрачными ровдужными покрышками, люди рядом, или тени людей. Звенят железные украшения, или тени железных украшений. Все смотрят на подплывающую лодочку, приставляют ладошки к узким глазам, сорока-караконодо на ветках корявой ондуши застрекотала, весь нижний мир застлало низким плотным туманом — так много духов-невидимок выбросилось в воздух. Некоторые тени смотрели на прибывшего с завистью. Кто-то произнес: «Совсем один едет. Нас на Алазее было много, а когда умерли, всех свалили в одну лодочку».
Глядя на бедность теней, стражница сказала: «Вот встречают нас, Кутличан. Сам Остроголовый, дух нижнего мира, смотрит из тьмы. Ты его видеть не можешь, но у него фигура как у человека, с двумя руками и ногами, только голова острая, длинная и во рту один зуб. А глаза маленькие, круглые, как шилом проткнутые, в любой темноте видят. Что хочешь у него просить?»
«Братьев Ичены».
«Почему братьев?»
«У них тунгусы увели сестру, отца убили, их самих убили».
«Это ваши человечьи споры. Это споры среднего мира».
«Хочу взять братьев. Они тунгусов видели в лицо».
«Пусть тебе здесь расскажут».
«Без братьев не справлюсь. Убью не тех. Упомянутые тунгусы мне сухожилия надрезали».
Ступил на берег. Смотрел на колеблющиеся тени. Дивился, какие угрюмые, некоторые, наверное, еще не привыкли.
«Куда надо пойти, чтобы спастись? — спросил кто-то из призрачной и колеблющейся толпы. — Куда надо пойти, чтобы стать человеком?»
Кутличан не знал, а старуха стражница промолчала.
«Ты, наверное, алай, — сказал кто-то из толпы. — Вижу, что ты чистый алай. А я был пастухом у одного чюхчи, теперь здесь пасу. За один день мог дойти от Алазеи до Чухочьей».
Говорил колеблющийся коротко, часто пропускал слова, получалось не совсем понятно. Вот он вроде из рода зайцев-ушканов. Да, так. Всем известно, что заяц-ушкан труслив, зато хитер. А другие роды: анид-омо — рыбий и мэдьид-омо — нартенный. Они трусливые и хитрить не умеют. Говоривший все перепутал, застеснялся, стал ругать тунгусов, будто недавно видел здесь одного, стражница привезла. Все равно при ссоре тунгуса с якутом помог бы тунгусу, наверное, его кровь ближе к ушканам. Перескочил на другое. Потом на третье. Начал рассказывать про далекое родное стойбище, но и тут сбился. Вот будто жили у них на озере особенные половинчатые люди, умели расщепляться. Живут на деревьях, пугливые. При малейшем шуме расщепленные части соединяются и люди ныряют в воду.