Хрупкое равновесие - страница 9
Родственников трогала его искренность. Они обещали молиться за него: «Не тревожься, Нусван. Все будет хорошо. Мы зажжем лампу в храме огня».
Воодушевленный их поддержкой, Нусван стал раз в неделю брать с собой в храм Дину. Там он совал ей в руку сандаловую палочку и яростно шептал в ухо: «Молись хорошенько! Проси Великого Отца сделать тебя хорошей и послушной девочкой».
Пока она молилась перед священным огнем, Нусван бродил у наружных стен жертвенного помещения, разглядывая портреты дастуров и жрецов. Он переходил от одного изображения к другому, трогал гирлянды, касался рамок, целовал стекло, пока не подходил к величественному изображению Заратустры, и на целую минуту припадал к нему губами. Потом брал немного пепла из сосуда, стоявшего у входа в святилище, мазал себе лоб, горло и, расстегнув две верхние пуговицы рубашки, натирал грудь.
«Словно тальком себя присыпает», – думала Дина. Склонившись в молитве, она уголком глаза следила за братом и еле удерживалась от смеха. Но голову не поднимала, пока брат не прекращал свои смешные манипуляции.
– Молилась усердно? – спрашивал он при выходе из храма.
Дина кивала.
– Это хорошо. Теперь дурные мысли покинут твою голову, а на сердце будет легко и спокойно.
Дине не разрешалось навещать в каникулы подружек. «В этом нет необходимости, – сказал Нусван. – Ты достаточно видишь их в школе». Приходить к ней можно было тоже только с его разрешения. Визиты подруг не доставляли Дине радости – ведь брат все время следил за ними.
Однажды он подслушал ее разговор с Зенобией: девочки смеялись над его зубами. Это укрепило Нусвана в убеждении, что за этими чертовками нужен глаз да глаз. Зенобия говорила, что он похож на лошадь.
– На лошадь с плохими зубами, – прибавила Дина.
– Таким бивням и слон бы позавидовал, – продолжала Зенобия.
Когда Нусван вошел в комнату, девочки изнемогали от смеха. Он окинул их грозным взглядом и со зловещим видом покинул комнату, оставив за собой гробовую тишину. «Ага, сработало! – удивился он, почувствовав удовлетворение. – Страх работает!»
Нусван всю сознательную жизнь страдал из-за кривых зубов и в ранней юности даже сделал попытку их исправить. Тогда Дине было лет шесть-семь, и она без конца дразнила его. Лечение у ортодонта было болезненным, и он от него отказался, но никогда не упускал возможности пожаловаться, что отец-врач не позаботился о его зубах. И указывал на идеальные зубы сестры – свидетельство явной несправедливости.
Мать, видя его переживания, пыталась оправдаться: «Это я виновата, сынок. Я не сразу узнала, что детям надо каждый день массировать зубы. Меня этому научила только няня Дины, и тебе помочь я не успела».
Но обида у Нусвана так и не прошла. После ухода подруги Дине крепко досталось. Он попросил сестру повторить то, что она говорила. Девушка смело повторила.
– У тебя есть привычка болтать все, что приходит в твою глупую голову. Пойми, ты уже не ребенок. Кто-то должен научить тебя хорошим манерам. Полагаю, этим человеком являюсь я. – И, вздохнув, Нусван принялся неожиданно сильно хлестать ее по лицу, остановившись только когда рассек ей нижнюю губу.
– Свинья! – зарыдала Дина. – Хочешь, чтоб я стала такой же уродливой, как ты? – После этих слов Нусван схватил линейку и стал лупить девочку изо всех сил, а та уклонялась от ударов и бегала по комнате.
На этот раз миссис Шроф обратила внимание, что с дочерью что-то не так.
– Почему ты плачешь, дочка?
– Подлый Дракула! Он избил меня до крови!
– Тс-с… Бедняжка. – Мать обняла Дину и тут же вернулась на свое место у окна.
Через два дня после ссоры Нусван, желая загладить вину, принес Дине набор лент.
– Они будут хорошо смотреться в твоих косичках, – сказал он.
Дина вытащила из школьного ранца ножницы для рукоделья и изрезала ленты на мелкие кусочки.
– Ты только взгляни, мама! – воскликнул Нусван чуть ли не в слезах. – Взгляни на свою злую дочь! Мне деньги нелегко даются. Я потратил их на нее – и вот благодарность.
В борьбе за дисциплину линейка стала любимым орудием Нусвана. Чаще всего причиной наказания был непорядок с его одеждой. Прогладив, отутюжив и разложив вещи на четыре стопки, Дине надлежало убрать их в комод: белые рубашки, цветные рубашки, белые брюки, цветные брюки. Иногда она специально перекладывала рубашку в тонкую полоску в стопку с белыми рубашками или брюки в клетку в стопку с белыми. Несмотря на наказания, Дина никогда не уставала провоцировать брата.