И не только о нем... - страница 8

Почту в городе содержат частные лица на арендных правах. Владелец дома, в котором ваш покорный слуга явился впервые на свет, как раз и был таким содержателем почты. И таким образом, как вы, вероятно, представите сами — все мои детские воспоминания о родимом крове переплетаются со ржанием лошадей, громыханьем неимоверного количества бричек, памятью о центре почтового двора, о конюшне, в которой стояло по семьдесят — восемьдесят лошадей. Было тут и грубой постройки помещение, где отдыхают ямщики, была и «ожидальня» для пассажиров, она так и звалась — «ожидальня»… Был еще и внушительный склад фуража, сбруи и прочих атрибутов тогдашней почтовой станции. Все это кануло в вечность, однако и навечно осталось в моей памяти… Помню особенно отчетливо двор, вымощенный большими каменными плитами неправильной формы. В памяти и сейчас — жаркий день, солнце ярко светит в безоблачном небе. Выбегаю на двор, замираю от восторга… Сын нашего домовладельца, Люля, сидит на небольшом жеребенке без седла, держась обеими руками за голову лошади. Дворник нашего дома держит лошадку за уздечку и водит ее по двору. Люля старше меня года на четыре, я потрясен тем, что он ездит верхом на самой настоящей лошади. Желая похвалиться перед нами, мальчишками почтового двора, он гордо кличет нас по имени, мы гурьбой бежим за отважным всадничком и визжим от восторга. Вдруг на крыльцо черной лестницы нашего дома выходит мой отец. Это — самое раннее о нем воспоминание. Высокий, худой, с небольшой бородкой… Он идет к дворнику, берет у него из рук уздечку, снимает Люлю с лошади, подхватывает меня одной рукой и сажает на лошадку. Разве передашь словами восторг, которым я был охвачен? Прикасаюсь к теплому, потному телу лошади — живой, настоящей, мои ножки раздвинуты до отказа и плотно прижаты к крупу. Голова кружится от необыкновенной высоты, на которой я неожиданно очутился, ведь сейчас я почти одного роста с отцом! Только подумать! Крепко ухватившись за гриву лошади, смотрю сверху на мальчишек, окруживших нас. Все во мне дрожит от восторга. Отец начинает потихоньку водить лошадку по двору. Сколько нежности и любви я тогда почувствовал впервые к своему отцу, так разгадавшему мою мечту, доставившему мне незабываемое счастье… И долгое время в нашем доме были разговоры о том, как я катался на лошади.

В то время в Каменец-Подольске процветала контрабанда, которая действовала в широких размерах еще и благодаря активному участию в ней местных властей. Близость границы сказывалась. Это обстоятельство сыграло важную роль в скором времени, когда я уже стал гимназистом и впервые столкнулся с деятелями революционного подполья… Но об этом позже, позже… А пока еще кое-что из семейной хроники.

Отец получил домашнее образование, знал географию, математику, однако никакой профессии не был обучен. Вот на него пал выбор моего богатого деда — он решил сделать его женихом моей матери. Все справки, добытые от сватов и знакомых, были в высшей степени положительные. Исключительно честен. Хотя, увы, небогат. Но деньги дедушке и не были нужны, он сам собирался дать богатое приданое, наводил новые и новые справки, все это делалось без ведома моих молодых родителей, детей тогда не спрашивали, желают они жениться или выходить замуж, родители все решали без них. Дед объявил дочке, что она невеста, и ей стали шить приданое, приготовлять квартиру в одном из домов дедушки, а бабушка даже не смела спросить — как он выглядит, жених ее дочери?.. Наконец назначен день свадьбы, и мой отец с огромным количеством родственников прибывает в Каменец-Подольск. Впервые жених и невеста видят друг друга.

После свадьбы молодые остались жить на полном содержании дедушки. И вот уже через несколько дней после свадьбы моя мать стала несчастной. В первые же дни супружеской жизни она заметила: отец как-то тревожно прячет свои носовые платки. Сначала не придала этому никакого значения. Но однажды утром, проснувшись, когда отец умывался, сильно покашливая, она увидела, что на кровати было большое кровяное пятно, а под подушкой платок, свежесмоченный кровью. Отец понял — скрывать больше нельзя, и открылся моей матери… Оказалось, он уже несколько лет болен туберкулезом, у него частые кровохарканья. Болезнь тщательно скрывалась — родные боялись, что из-за болезни его не удастся женить. А сам он никак не мог предупредить мою мать, так как его согласия на этот брак не спрашивали и впервые он увидел ее в день венчанья. Впрочем, об этом я, кажется, уже вам рассказывал…»