И оживут слова - страница 48
– Радим! Послушай… – Олег старался говорить спокойно, но Радимир уже понял, что тот не собирается отвечать. Сейчас снова словами запутает, а ничего не скажет. Это он умеет.
– Отвечай! – пальцы до боли впились в кольчугу на мальчишеском плече, когда воевода толкнул побратима в бревенчатую стену.
– С ней этого не сделают!
– Почем знаешь?!
– Просто поверь!
И вырвалось тогда злое, бессильное:
– Ты ведь только рад, что она пропала! Ты же ее всегда ненавидел! Как они все!
А в глазах напротив усталость и боль. Такая же, как у него самого. И в ответ тихое:
– Ты устал, воевода. Иди спать. Завтра поговорим».
Глава 10
Красивые фразы сплетались в красивые строки,
И сладко дрожало в груди от предчувствия счастья.
Придуманный мир не казался чужим и жестоким,
Он принял тебя, закружил и признал своей частью.
Но только летящие стрелы красивы лишь в фильмах,
В которых герой обречен на победу над смертью.
А в жизни так страшно! И люди вокруг не всесильны.
И ты, прижимаясь щекою к израненной тверди,
Неистово шепчешь молитвы за всех за них разом:
Нежданных, любимых, зовущих во снах за собою.
Пока еще можешь, пока еще теплится разум…
Ты веришь, что им суждено разминуться с бедою.
Возвращаясь от Златы, я не сразу поняла, что что-то не в порядке. Я настолько сосредоточилась на своих переживаниях, на нелепом мальчишестве Альгидраса и своем беспокойстве, что только на подходе к дому заметила, как молчалива Добронега. На ее лице не было даже тени привычной улыбки: она сосредоточенно смотрела прямо перед собой, а на приветствия свирцев отвечала коротко, стараясь быстрее покончить с разговорами. Это было настолько непохоже на обычно приветливую Добронегу, что я невольно заразилась ее беспокойством. Что такого случилось в доме Радима? Добронега отлучалась два раза. Один раз с Альгидрасом за ширму, второй – в сени позвать девочку. Но после ее возвращения я не заметила никаких перемен. Впрочем, я была настолько зла на этого мальчишку, что вполне могла что-то пропустить. При всех разговорах Златы и Добронеги я присутствовала, но ничего настораживающего в них не было. Обычные разговоры: немножко о Радиме, немножко о каких-то травах, пара слов об Альгидрасе, который, к слову сказать, будто растворился где-то во дворе Радимира. Во всяком случае, больше я его так и не увидела. И еще Злата упомянула, что приезжает ее отец. Вот, кажется, и все. Что же тогда так встревожило Добронегу? Рана Альгидраса?
– Все в порядке? – спросила я осторожно, когда Добронега, споткнувшись, едва не выронила из рук корзинку с какими-то горшками, переданными Златой.
– Да-да! – ответила Добронега, на мой взгляд, слишком поспешно, что заставило меня заволноваться всерьез.
Я так задумалась о причинах столь странных перемен, что едва не вошла следом за Добронегой во двор через переднюю калитку. Чудом успела очнуться и, придумав какой-то предлог, побрела в обход.
Едва я настроилась на серьезный разговор, решив сыграть на том, что волнуюсь, и что Добронега выглядит нездоровой, как мать Радима и в самом деле объявила, что ей нездоровится, и скрылась в своих покоях. Я какое-то время изучала закрывшуюся дверь, а потом вздохнула и опустилась на скамью. Я ужасно устала от этих загадок, необъяснимого поведения окружающих и от своей чужеродности здесь. Мне хотелось домой – туда, где все понятно и привычно, где не нужно притворяться и следить за словами. Прислонившись затылком к стене и чувствуя, как волосы цепляются за шершавое дерево, я в который раз подумала, что вот сейчас закрою глаза, крепко-крепко, а потом открою их дома в своей постели. А это все окажется не более чем реалистичным сном. И я, наверное, никому никогда о нем не расскажу, потому что это только мое. И даже если после всего этого я решусь дописать роман, то увиденное здесь, пожалуй, в него не включу – слишком оно настоящее для простого текста.
Я зажмурилась изо всех сил, стараясь представить свою комнату в мельчайших деталях. Вот сейчас открою глаза и увижу маки на стене, вышитые Ольгой к моему прошлому дню рождения. Эта вышивка была первым, что я видела при пробуждении. Я дернула головой и больно ударилась затылком о стену. Проклятые сверчки! Стрекочут так, что в доме слышно. Ну как тут представишь себя дома под такой концерт?! Я пододвинулась к столу и, склонившись над столешницей, прижалась щекой к гладкому дереву. Я не справлюсь здесь одна. Я не смогу. Ведь обычно в книгах, попадая в иную реальность, человек вдруг становится героической личностью и походя спасает мир от краха. А я? Во мне же не появилось ничего героического! Я все так же до мурашек боюсь насекомых и темноты. И уж, конечно, никаких особых способностей в себе не ощущаю. Я усмехнулась, представив себе, что у меня был бы шанс оказаться каким-нибудь эльфом, ожидавшим своего часа в другом измерении. Или кем в таких случаях оказываются главные герои? Мысль так меня развеселила, что, не удержавшись, я начала смеяться. И только услышав странный всхлип, который уже сложно было замаскировать под смешок, я поняла, что это истерика. Выпрямившись, я принялась размазывать слезы по лицу, глядя на то, как на столешнице разрастается влажное пятно. Мне нужна помощь. Мне просто необходимо с кем-то поговорить. С кем-то здравомыслящим, кто поможет мне лучше понять этот мир, и тогда, возможно, я найду ответ на вопрос: зачем я здесь оказалась. Странно, но вопрос «как?» меня уже не интересовал.