И пусть наступит утро - страница 29
Через час морская пехота заняла свой район.
Сюрприз
Ковда Сергей вошел в блиндаж, там допрашивали пленного.
— Огонь вашей артиллерии ужасен, — говорил плотный черноволосый офицер. — Это ад… Мне довелось быть под ее огнем несколько часов подряд. Нет сил выдержать такое… Если бы огонь продолжался еще час, я бы сошел с ума… За голову майора Богданова назначена денежная премия, — сообщил он, — пятьдесят тысяч лей.
— Слышишь, Богданов? — улыбнулся генерал Петров, сидевший на месте телефониста.
Сергей только сейчас заметил, что Петров прижимал к уху телефонную трубку. Генерал не просто занимал место телефониста; он с кем-то держал связь.
Услышав имя Богданова, пленный оживился.
Когда допрос окончился, Богданов и Иващенко, проводив Петрова, пошли к себе.
— Что пишет Любовь Павловна? — спросил Богданов.
— Спасибо. Хорошего, признаться, мало. Собирается переезжать в Казахстан. Трудно одной с четырьмя… Ну а доченьки растут. — В голосе Иващенко звучали теплота и нежность.
— Разрешите? — в землянку заглянул адъютант. — Чай!
— Вот это дело, — обрадовался Богданов. — Вприкуску? — спросил он у комиссара. — Я тоже. Так вкуснее. Значит, говорите, Яков Данилович, сегодня во втором дивизионе побывали. Что же увидели? Как народ?
— Народ у нас, Николай Васильевич, золотой. Без единого звука переносят все трудности. Герои!
— Да, вы правы, люди у нас золотые, Яков Данилович, и по правде говоря, я порою завидую вам, — сказал Богданов.
— Это почему же?
— Все-таки у вас по сравнению, например, со мной куда больше возможностей бывать с людьми, наблюдать их и изучать, беседовать с ними. Это ведь так обогащает! Нужно очень дорожить этим бесценным даром человеческого общения…
— Прошу прощения, — в землянку вошел Момот.
— Это вы, доктор? Отлично! — увидев его, произнес майор. — Я сегодня заходил к вам, но вы были заняты операцией. А я хотел с вами посоветоваться. У нас возникла мысль: не можете ли вы создать у себя при санчасти лазарет, скажем, на десять — двенадцать коек для легкораненых.
— Госпитали разгружаются, — добавил Иващенко, — раненых эвакуируют в тыл. Я сегодня ездил проведать Ерохина, а его отправили на Кавказ…
— Ясно, — подхватил Момот, — это позволило бы нам сохранить кадры. Но…
— Понимаю вас, доктор, — остановил его майор. — Вы хотите сказать, что наши штаты медицинского персонала не рассчитаны на лазарет, о котором я говорю. Мы уже думали над этим с комиссаром. И пришли к выводу, что особенности обороны города позволяют пойти на это. Ведь, по сути дела, мы вертимся на пятачке. А тылы полка и вовсе находятся на одном месте. Лечение раненых не помешает нашему маневру. А нам, вероятно, придется здесь зимовать.
— Все это верно, — колебался врач, — но раненые часто нуждаются в сложных операциях. В наших условиях и нашими силами мы не сумеем делать их.
— Таких раненых мы будем отправлять в госпиталь, а после операции забирать в лазарет, — сказал комиссар.
— Вот именно, — поддержал его Богданов. — Поймите, доктор, нам хочется сделать все, зависящее от дас, чтобы люди полка не уходили безвозвратно, а имели возможность как можно скорее вернуться в свой полк. Но, разумеется, рисковать здоровьем и жизнью людей мы не имеем права, да и не хотим. Речь идет только о легкораненых.
— Согласен, — сдался Момот.
— Отлично! — улыбнулся майор. — Вот если бы мы могли также просто и быстро решить проблему потерь вообще…
Иващенко молчал. Они уже не один раз обсуждали вдвоем с Богдановым этот вопрос. Но поиски действенных мер, которые помогли бы сократить потери людей, пока не увенчались успехом.
— Чем чаще я над этим думаю, — продолжал Богданов, — тем больше утверждаюсь в мнении, что все сводится к одному и тому же.
— К чему же? — спросил врач.
— К дисциплине. Да, это не ново. Но только дисциплина способна помочь нам сохранить людей. Максимально снизить потери, А для того чтобы решить эту задачу, нам следует чаще бывать на огневых позициях, в боевых порядках и в подразделениях, контролировать их…
Момот и Иващенко ушли в половине второго, а около двух часов приехал начальник штаба полка капитан Макаров.