И так же падал снег - страница 10

— Вот подрастешь, один будешь ездить к бабушке…

Я делаю отметины на косяке, немного жильдю, поднимаюсь чуть-чуть на цыпочки, но рост все равно не прибавляется, хотя я сам себе в этом не признаюсь… А ехать можно первым трамваем: «одноркой». Сесть у «Георгиевской» и — через кольцо — по центральной улице прямиком, только потом будет поворот на дамбу, а тут уж — гляди! Откроются луга, из окна трамвая сразу увидишь белый домик на бугре. Здесь трамвай припустится вовсю, потому что этот домик будет его притягивать магнитом.

По ночам, когда весь дом затихал и оживали в углах лохматые чудища, я изо всех сил напрягал память, чтоб она перенесла меня поскорее в нашу слободку и я увидел бы заснеженный бугор, с которого летят ребячьи салазки и выкатываются на просторные луга.

— Барабыз![4] — кричит Абдулка.

Я с радостью отвечаю: — Барабыз! Поехали! — И мчусь вслед за ним на санках, зарываясь с головой в снежный вихрь.

— Барабыз! Барабыз! — слышится со всех концов…

Вот откуда «барабус»! — догадываюсь я. Возчики, которые останавливали у бань лошадей, запряженных в сани, зазывали к себе седоков этим возгласом: «Барабыз!» Поехали!

А всем слышалось «барабус».

И стали называть санную упряжку и самих возчиков «барабусом».

И единственная была радость — выйти из городской бани, сесть в розвальни и ехать на «барабусе» домой! Лежишь на сене, укрытый широкой полостью, а возчик погоняет лошадь, причмокивает на зазевавшихся прохожих. Из-под копыт лошади выметываются комья слежавшегося на дороге снега, иногда подкова стукнет о передок, и начинаешь считать-загадывать, сколько раз ударит подкова, пока мы едем до дому…

Нас возили за гривенник, кто жил подальше, с того — на пятак больше, а красная цена — двадцать копеек — это уж куда-нибудь на край…

«Барабус! Барабус!» — и сани-розвальни увозили меня далеко-далеко в луга, за мазарки, в глубокий целительный сон.

Всю зиму тучи валом валили на город, висели над крышами домов, и мы ждали, когда рассветет, когда покажется над землей солнце, и заискрятся, как бывало, снега. Но проходили дни, а все не светлело, и так — до самой масленицы, когда уж начала рушиться дорога.

В этот первый весенний праздник тетя Еня обычно собирала гостей на день своего рождения.

Мы как-то позабыли об этом и спохватились только на другое утро, когда уж неудобно было ехать к родственнице, и мать послала меня одного…

Я спрыгнул с подножки трамвая на Большой улице и бегом пустился к знакомому переулку. У поворота перегородила мне дорогу гурьба ребят, которые поглядывали на меня как на чужака. Один из них подступил ко мне вплотную.

— Абдулка! — обрадовался я. — Салям!

— Здравствуй, — сказал он безразлично, и у меня что-то оборвалось внутри.

— Показывай! — приказал он, кивнув головой на альбом для рисования, который я нес под мышкой.

— Пожалуйста! — сказал я и протянул ему альбом.

Он перелистал страницы до чистых листов и прищелкнул языком.

— Хорош бумага! А булки в кармане нет?

— Нет, — похлопал я себя по бокам.

— Тогда шагай давай!..

И ребята расступились, освободив мне дорожку в узенький Кривой переулок, заваленный серыми сугробами снега. Дома тонули в нем по самые окна, напоминая кургузых совят с подслеповатыми глазами, сидевших в глубоких гнездах.

Я пробирался вдоль разоренной ограды, пугаясь глухой настороженной тишины, которая подступала со всех сторон плотными глубокими снегами.

Переулок наш словно сгорбился, и я оглядывался по сторонам, не понимая, что случилось. В памяти моей он всегда был живым, говорливым, устремленным в высоту.

«Ба! И мечети нет! И высоких ветел, что стояли у нас на задах!»

Я заторопился, чтоб поскорее добраться до конца переулка и увидеть на самом краю белую нашу мазанку…

Я толкнул калитку — и Шарик, узнав меня, вылез из конуры. Отряхнувшись, он подошел ко мне, встал на задние лапы и лизнул меня в нос.

Шерсть у него была длинная, лохматая, с ледяными сосульками, которые он выгрызал, лежа в конуре. Я гладил его по широкой спине, по его заиндевевшей шубе.

— Как ты живешь, Шарик?

Он глядел на меня грустными глазами и не отпускал от себя.

— Я погощу у вас, Шарик. Мы еще покатаемся с горы!..