И так же падал снег - страница 36
По летам мы обедать домой не ходили — и напрасно кричала Нюра: «Гошка, обедать пора!» Я был сыт по горло!..
В августе поспевал просвирник, что рос у каменной, щербатой стены за мусорной кучей. «Ягодник» мы зорко оберегали от чужих завидущих глаз — и «просвирки» — кисло-сладкие дольки плодов — делили поровну… Это же была настоящая жизнь!
И почему каждый раз надо все начинать сначала?..
Когда в новой квартире мы все расставили по местам, я вышел на волю. Подходя к воротам дома, услышал голоса ребят, а кто-то мне вслед крикнул: «Смотри, там Ленька Тэрнэтэ сидит!..»
Ленька Тэрнэтэ сидел на парадном крыльце нашего дома в позе Пугачева, вершившего суд над ненавистными дворянами. Перед крыльцом, на пыльной, вытоптанной земле, сидели двое ребят — моих ровесников — и грязными руками размазывали под носом неубывающую мокреть. Вид у них был жалкий, и вся Ленькина свита, обступившая крыльцо, ждала приговора уличного вожака.
Я не знал, в чем провинились эти ребята, и подошел поближе, чтоб услышать последние слова грозного властелина Поповой горы.
Восемнадцатилетний парень — из оседлых цыган, что жили в деревянном одноэтажном домике на краю бугра, глядел на пацанов с брезгливым презрением — и сверкал белками черных глаз, наводя страх на этих несчастных ребят.
Но вот Ленька заметил меня — новичка — и поманил пальцем.
Я подошел и встал перед ним — «как Гринев перед Пугачевым».
— Ну, чего тебе?
— Откуда ты? — спросил он, нахмурясь.
— Из Суконки, — сказал я, не отводя глаз от его смуглого, с бронзовым отливом, лица.
Он оглядел меня с ног до головы, словно не веря, что я из тех «суконщиков», которые славились на весь город, как самые «злые урки», и спросил, как звать.
— Гошка! — ответил я.
— Та-ак, — протянул он и на минуту задумался, видимо, решая, как со мной поступить.
Вся свита смотрела на меня с нескрываемым любопытством, а ребята, «спасенные» таким оборотом дела, перестали хныкать и подползли поближе, заглядывая мне в рот.
— Будешь один на один? — кивнул Ленька на одного из них.
— Буду! — сказал я не задумываясь.
— А ты, Хомяк? — спросил Тэрнэтэ.
— Нет! — ответил тот, испугавшись столь быстрого моего решения.
— А ты, Валька?
— Нет, — как попугай повторил и другой.
— Тогда они будут за тобой! — сказал Ленька. — Понял?
— Понял, — кивнул я, давно привыкнув к уличной субординации.
— Сними чаплашку и брось подальше! — приказал он мне.
— Зачем? — удивился я, невольно ухватившись за вышитую бисером тюбетейку, которую мне подарили на день рождения дядя Петя с тетей Дашей.
— Кидай подальше — во-он под гору! — повторил Ленька, и я пустил свою тюбетейку, как пускают каменные плитки по воде, когда «выпекают блины» (сколько раз плитка подпрыгнет на поверхности воды, столько будет и блинов).
Моя тюбетейка, скользнув по травянистому краю бугра, угодила на дорогу и покатилась под гору колесом.
— Ну! — крикнул Ленька Хомяку и подтолкнул его ногой: — Живо!..
За братом увязался и Валька, перехватил Хомяка на дороге, стал вырывать у него тюбетейку. Ленька свистнул в два пальца — Валька отстал от брата, а Хомяк, подбежав ко мне, сунул мне в руку «чаплашку», серую от дорожной пыли.
— Отряхни! — прикрикнул на него Ленька. — Надень на голову этому… суконщику.
Все засмеялись, а я вырвал из рук Хомяка тюбетейку и сунул ее в карман.
— А ты — иди сюда! — поманил он своим грязным крючковатым пальцем Вальку.
— Не надо! — вступился я за Вальку, который мне почему-то пришелся по душе.
Ленькины сверстники с удивлением глянули на меня, а Тэрнэтэ, скривив губы в нехорошей улыбке, хмуро проговорил:
— Тогда — ты!
— Я?..
Подручные Леньки подтолкнули меня к нему, Тэрнэтэ крепко схватил меня за руку, притянул к себе и вдруг… отпустил!
— Ми-шанька, — заулыбался он, глянув на дорогу.
Я обернулся: к нам подходил высокий, худощавый паренек с гитарой в руке. Ленькина свита расступилась, подручные Тэрнэтэ встали, уступив Мишеньке место на крыльце. Я больше никого не интересовал, отошел в сторонку — и Валька с Хомяком встали рядом со мной. Было обидно, что я оказался в этой ватаге чуть ли не последним. За мной только стояли эти шкодливые братья, которых Ленька учил уму-разуму. Одно утешало: все, кроме Вальки с Хомяком, были старше меня. Но что за жизнь, если ты вечно будешь плестись где-то в хвосте?..