И так же падал снег - страница 49

Мы притихли, услышав первые аккорды рояля, стоящего в глубине сцены.

Кира казалась старше своих лет: высокая, статная девушка, с венцом золотистых волос на голове (у нее была коса до пояса, которую она уложила к Новогоднему вечеру змейкой). Держалась она свободно, независимо и смотрела в зал насмешливыми голубыми глазами, как бы размышляя: «Что вы, пацаны, понимаете в искусстве? А вот я вам сейчас спою — и все рот разинете!»

И мы, действительно, разинули рты, когда услышали ее голос.

— Са-аловей мой, са-аловей! Га-ала-си-истый са-алавей…

И так высоко взлетел ее голос, что я невольно приподнялся с места — и в страхе, что она сорвется на самой высокой ноте, перестал дышать.

Но все обошлось благополучно, исполнила она этот романс прекрасно, я свободно вздохнул и вместе с другими яростно захлопал в ладоши…

Домой мы шли все вместе: Кира, Тина, Филипповский и я. Дошли до угла, «Несчастливцев» с нами распростился, а мы остановились у Кошачьего переулка.

— Проводим «Соловья»? — предложил Тина.

— Конечно! — кивнул я, и мы с ним проводили Киру до ворот.

Почти всю зиму мы так и ходили: доведем Киру до ее каменных ворот и возвращаемся вдвоем на улицу, которая выводила напрямую к Поповой горе. У подножия горы мы с Тиной расходились по домам.

Но в следующую зиму Тина от нас отстал, провожая до дому Марианну, с которой подружился на каком-то из школьных вечеров, и мы остались вдвоем с Кирой.

Как-то мы задержались у ее ворот, заспорили о Печорине, которому мы все начали подражать, а у Киры на этот счет было особое мнение, и вдруг, словно кто нас прервал на полуфразе, замолчали. Я внимательно посмотрел в ее глаза и откинулся в недоумении: «В чем дело?»

Ее полные девичьи губы скривились в усмешке, в глазах заиграли веселые чертики, она притянула меня за отвороты пальто к себе и… своими теплыми, мягкими губами прильнула к моим крепко сжатым губам.

Кровь бросилась мне в голову, потемнело в глазах, земля качнулась под ногами, я оттолкнул ее и бросился бежать. Опомнился только возле своих ворот и, переводя дух, постучал в окно.

— Что случилось? — спросила мать.

— Ничего, — ответил я, сдерживая дрожь в голосе.

— Что-то неладно, — покачала она головой. — Раздевайся, сейчас будем ужинать.

— Не хочу, — сказал я, прошел в свою комнату и сел у окна все еще в каком-то беспамятстве…

Выручил меня Тина: он пригласил Киру на день рождения, и когда завели «Брызги шампанского», она первой подошла ко мне, взяла меня за руку и вывела на середину комнаты.

— Глупый, — шепнула она мне. — Я же люблю тебя! А это — наше с тобой первое танго…

Ни для кого не было тайной, что мы дружим с Кирой, только я робел, когда бывал у них в доме и вдруг приходили ее родители. О чем с ними говорить, я не знал и спешил поскорее ретироваться. Ее отец пел в известном на весь город квартете, мать тоже принадлежала к артистическому миру, который был далек от меня, как звезды от земли, и я немел от присутствия знаменитостей…

И вот Кира оставляет наш город, едет учиться в Московскую консерваторию, говорит, что есть у нее в столице тетя, которая может все устроить, что жить в провинции без всяких перспектив на будущее нельзя, что и мне об этом надо подумать.

— Гошка! — выдохнула она и — как тогда, в первый раз, притянула меня к себе за отвороты пальто: — Хороший ты мой! Любимый! Жду тебя… в Москве…

Я долго бродил по незнакомым, извилистым улицам и все-таки отыскал этот дом. Поднялся по темной лестнице на третий этаж и, собравшись с духом, нажал на кнопку звонка. С минуту я прислушивался к шагам за дверями, и, наконец, чей-то незнакомый голос спросил:

— Кто?

Я назвал себя. Щелкнул английский замок, дверь распахнулась.

— Кира! Это к тебе! — и женщина ушла, не ответив на мое приветствие.

— Ой, это — ты!

— Да, — ответил я потерянно, словно в чем-то провинился перед ней.

— Проходи, проходи! И не обращай на них внимания. Они второй день играют в преферанс.

Кира провела меня в длинную, как вагон, комнату, разделенную на две части ступенькой. Они сидели словно на сцене, что-то записывали в свои блокнотики, щурясь красными от бессонницы глазами, и тянули вино из бокалов.