И так же падал снег - страница 7

И начинался настоящий праздник. Мы вдвоем с Абдулкой выносили ее из сарая, как выносят из храма икону святой богородицы, и «московка» уже начинала урчать гребешком, почуяв дыхание родной стихии.

— Крепче держите! — наказывал дядя Андрюша, идя вслед за нами на расстоянии размотанной с веретена суровой нитки.

Мы держали «московку» с двух сторон за рога и чувствовали, как бьется ее тонкое упругое тело, как вырывается она из рук, норовя нырнуть то влево, то вправо. Длинный хвост ее тянулся по земле, выписывая в дорожной пыли веселые узоры. Со всех сторон бежала к нам ребятня, за ней увязывались собаки, и гусак Кара-бабая кричал на нас с забора зычным голосом, осуждая за нарушение уличного распорядка…

Мы спускались с бугра на широкую дорожку, пробитую в луговом бурьяне лошадьми и телегами, останавливались, выжидая, в какую сторону пойдет дядя Андрюша, и по его ходу выравнивали «московку» на земле. Дядя Андрюша отсчитывал сто шагов, распуская с веретена восьмеркой намотанную нить, потом натягивал ее — и она выпрямляла всю «сбрую» на широкой выгнутой груди воздушной красавицы.

«Московка» рвалась из наших рук, мы изо всех сил старались прижать ее к земле, и в это время раздавалась спасительная команда:

— Пу-ускай!

Мы отскакивали в сторону — и в одно мгновение «московка» взмывала вверх и клекотала в воздухе, словно степной беркут…

Дядя Андрюша все дает и дает ей конца, сматывая с веретена нить, «московка» поднимается выше и выше, и вот она уже парит под самым небом, став маленьким хвостатым существом. Мы слышим ее довольный, воркующий голос и просим у дяди Андрюши разрешения самим попускать «московку».

Мы в четыре руки держим веретено, напрягаем все мышцы, приседая к земле, но сладить с ней не можем, и дядя Андрюша ловит нас сзади за пояса.

— Вот сила! — удивляемся мы. — Тянет, как лошадь, и удержать нельзя!..

Потом мы поднимаемся на бугор, дядя Андрюша привязывает конец нити к забору, и тогда все по очереди пробуют попускать ее за нитку…

А однажды, в какой-то праздник, дядя Андрюша запустил «московку» при гостях, и все видели, как она взмыла над лугами, а внутри ее горел огонек. До позднего вечера этот светлячок скитался в небе, как заблудшая звезда, а потом «московка» вдруг вспыхнула и огненный Зилантов змей потащил ее за луга, в озеро Кабан.

Все вскочили из-за стола, высунулись в окна и смотрели, пока не исчезли огненные крылья вдали. Это было так удивительно, что тетя Еня даже перекрестилась: «Слава богу! Хоть спокойно теперь посидим за столом».

Но мастер Черенков, который знал все на свете и пил, как говорили, аккуратно, не оставил это событие в стороне. Поглаживая подбородок, он сказал, что «московка» — прародитель самолетов. И первый летчик летал на ней, забравшись вовнутрь и привязав себя к поперечной дранке поясом. А делалось это так: запрягали лошадей в телегу, гнали их во всю мочь по дороге, и воздушный аппарат, привязанный шнуром к телеге, поднимался в воздух:

— Страхи-то какие! Страхи-то! — говорила тетя Еня и бросала сердитый взгляд на дядю Андрюшу…

Когда собирались гости, бабушка, вытерев руки о фартук, уходила из передней и садилась за печкой — до поры, пока не кликнет ее тетя Еня, чтоб убрать грязную посуду со стола. Я садился рядом с ней, и мы скрывались в закутке, как в надежном блиндаже, зная наперед, что не пройдет и трех часов, как случится баталия…

Люди жили и веселились по издавна заведенному порядку, никогда не отступали от него, и мы с бабушкой хорошо это знали.

— Вот сейчас начнется церемония, — с доброй улыбкой говорила бабушка. — И тебя пригласят к столу. А ты иди, не противься. Потом уж придешь, когда про тебя забудут…

Гости усаживались за стол и устраивались каждый на своем месте — «по положению». Хлебосольная тетка старалась изо всех сил, наседая на гостей, чтоб они перепробовали все пареное и жареное, все ее соленья и варенья, а дядя Андрюша зорко следил, чтоб все пили до дна и не оставляли в рюмке зло.

После «третьей» начинали говорить. Сперва беспредметно — о том о сем, как бы нащупывая главную нить, потом отдавали дань хлопотам хозяйки: «И все это у ней ладно и складно…»