И так же падал снег - страница 8
«И когда только она успевает!..»
«А окорок-то, окорок!..»
Потом голос тети Ени: «А вот еще это попробуйте… Все свое, свое… Чем богаты, тем и рады!..»
«Да, что уж ты в самом деле? Где еще такой стол увидишь?»
— А ты чего глядишь? — набрасывалась тетка на дядю Андрюшу. — Рюмки-то пусты!..
Шум все нарастал и нарастал, голоса сливались в один пчелиный гул — не поймешь, кто о чем говорит. Сосед приваливался к соседу, каждый доказывал свое, на столе начиналась разруха, я сползал со стула и прятался в закутке у бабушки.
Я уж ненавидел весь этот «стол», весь этот дурной праздник, который совсем свалил с ног бабушку. А тетя Еня «рвет и мечет», вставляет в пьяный разговор колючие слова: «Помощничков-то у меня нет, а рук — только две…»
— Ты бы прилегла, бабушка, — говорю я. — Все равно уж теперь не позовут тебя. Ходить-то совсем не можешь!..
— А вдруг чего надо будет? С лежанки трудней мне вставать. А ты не тужи обо мне. Тут мне с тобой хорошо…
— Сейчас про Байкал будут петь, — говорю я. — Как бродяга море переплыл и встретил родимую мать…
И угадал: дядя Андрюша, оторвав голову от стола, стащил с кровати двухрядку и стал нащупывать на ладах знакомый мотив. Кто-то уловил мелодию и запел:
— По диким степям Забайкалья…
Я отодвинул занавеску и высунулся по грудь с печной лежанки, чтоб получше видеть, как дядя Петя Черенков будет показывать свой номер и представится бродягой, который Байкал переехал. Это дяди Петино выступление я знал наизусть и гости знали: каждый раз он проделывал одно и то же, но из уважения к «артисту» люди за столом утихали, устраивались поудобнее на своих местах, как в театре перед открытием занавеса, и с нетерпением ждали выхода героя.
И на этот раз, как только прозвучали первые слова песни, дядя Петя встал и ушел в заднюю половину дома. Пока я соображал, какую рвань он там может найти, Черенков уже появился в дверях «настоящим бродягой»: в дырявой телогрейке (бабушка надевала ее, когда выходила во двор с помойным ведром), на голове — шапка с оторванным ухом (дядя Андрюша работал в ней в сарае), шея обмотана каким-то старым, замызганным платком, который уже давно валялся в хламе, за сундуком (и когда только он успел все это разыскать?), и с костылем в руке.
Пели эту песню так хорошо и слаженно, с таким участием и к бродяге, и к его матери, что представление превращалось в настоящую человеческую драму, которую переживали все, сидящие за столом: и хор, и солисты.
Вот поднялась из за стола тетя Даша, жена Черенкова. Она шла навстречу «бродяге», вскинув руки, и дядя Петя воскликнул:
— Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша! Здоров ли отец мой и брат?
— Отец твой давно уж в могиле, — пела тетя Даша. — Сырою землею зарыт. А брат твой давно уж в Сибири, давно кандалами звенит…
Дядя Петя, закрыв лицо руками, начинал рыдать, хор пел с каким-то невольным надрывом, дядя Андрюша тер глаза кулаком, я хлюпал носом, а «родимая мать» — тетя Даша — брала под руку «бродягу» и все повторяла:
Хор подхватывал последний куплет с воодушевлением: в словах слышалась надежда, что не все еще потеряно для бродяги, этого каторжника, мытаря, который столько натерпелся в дороге и все-таки добрался до дому…
После небольшой паузы первой приходила в себя тетя Еня. Входя в роль хозяйки, она заставляла гостей снова приблизиться к столу и взяться за рюмки.
Выпивали, закусывали степенно, только дядя Андрюша не дотрагивался до еды и сидел понурившись.
— А ты чего нюни-то развесил? — напустилась на него тетя Еня. — Жить-то надо уметь. Глянь-ко вон на свояченицу! Небось она в рваной телогрейке во двор не выйдет. Она за мужниной спиной, как за каменной стеной…
— Уж будет тебе, Еня, — укоризненно качала головой нарядная гостья. — Поди уж, не видела ты меня в этом платье?
— Не-ет, — вздохнула тетя Еня, — не родись красив-мил, родись счастлив…
— Опять она за свое! — вздохнула бабушка. — Точит ее зависть. А того, видно, не знает, что трудом праведным не наживешь палат каменных… Котельщикам-то не больно сладко. Летом в котле — ад кромешный, зимой — ледяная прорубь. Вон как бухает Андрюша по ночам: кашель его душит. Эх, бабы-бабы!..