Идеал одержимого

========== one ==========

Ревность отдаёт полынью на кончике языка.

— Сними кольцо, Том, — раздражённо просит Гарри, когда с глухим ударом за ними закрывается дверь, обрубив последний выход.

Поттер следит за тем, как Реддл молча исполняет приказ. Ранее, когда они ещё обучались вместе в Хогвартсе, за такой тон Гарри мог получить холодный и свирепый взгляд, тщательно полированный под доброжелательную и острую улыбку. Сейчас же на него направлен такой красноречиво безразличный взгляд, что Поттер сжимает кулаки с силой, лишь бы не подбежать и не врезать так, чтобы летели искры, так по-маггловски, чтобы у Тома от такого оскорбления вспыхнули глаза алым. Но Гарри не двигается и наблюдает, как другой мужчина скидывает с себя пиджак и аккуратно вешает на стул, будто находится на званном ужине, а не на измене. Гарри даже не знает, кем является жена Тома, да и знать, если честно, не хочет.

Реддл словно художник, для которого искусство — глубокое, чувственное, возвышенное, лишенное любых плебейских знаков, такое, что пробуждает в душах людей потаённые и богом забытые желания. Реддл — хищник, для которого любое другое существо — трамплин для достижения цели, не более. Тогда что же такой человек делает рядом с простым Гарри, у которого за плечами лишь звание аврора, старый дом на Гриммо и полуразрушенный сгоревший дом в Годриковой впадине, в который он боится лишний раз прийти, потому что воспоминания всё ещё живы и всё ещё преследуют его изо дня в день.

Когда на пятом курсе перед Хэллоуином ему сообщают, что его родители с Сириусом сгорели в том злосчастном доме, то его чуть не рвёт прямо за ужином.

— Родители — не самое важное, — в тот вечер скупо выдаёт Том, так внезапно появившийся на астрономической башне, и засовывает руки в карманы мантии, чтобы согреть вечно ледяные конечности. До этого момента они не так часто общались, чтобы у Гарри имелось представление что из себя представляет перфект школы, но одной единственной фразы хватает, чтобы взбесить Поттера, и он, повалив Реддла на пол, начинает неистово бить.

Тогда в первый раз их глаза сталкиваются друг с другом так близко и так пронзительно, словно они были старыми любовниками, что встретились после тошнотворной разлуки. Слишком правильно это было, когда Том по итогу подминает под себя Гарри и выставляет палочку перед его лицом, сдерживая себя и сжимая с силой челюсть так, что заостряются скулы, лишь бы не произнести смертельное проклятье. Слишком правильно пальцы Тома, высеченные из льдов Антарктики, сжимают шею Гарри в явной угрозе задушить.

Римус забирает Гарри под своё крыло, спасая его разбитое сердце, но самое страшное, что Люпин не осознаёт, что спасать нужно совсем от другого.

Интерес Тома — роза, которую оставляют на морозе: ухватишься и получишь раны то ли от обжигающего холода, то ли от острых, словно клинки, шипов. Но этого цветка хватает, чтобы Гарри перенаправил свою боль, злость и агрессию на одного единственного человека, который готов поглотить любое внимание, даже если оно завёрнуто в жгучую ненависть. И даже первогодка осведомлён, что ненависть — обратная сторона любви, чем Том и пользуется со всей алчностью, на которую способен.

Том словно Люцифер из маггловской Библии. Он — утренняя звезда, что окрашивает небосвод, освещая всё вокруг. Он величественный, бездушный и чертовски привлекательный, имеющий безмерную власть над всем живым, что сотворил бог, дьявол, творец или сотворила же сама магия. Он — пьянеющая зависимость, колдовство, что исходит от древних и тёмных проклятий, заставляющих чужие тела извиваться в агонии и молить о пощаде.

Первый их поцелуй становится ахиллесовой пятой — единственным незащищенным местом в сознании Гарри — который меняет ход истории так кардинально, что Поттеру остаётся только ухватиться за воротник Тома, чтобы не упасть. Реддл кутает его в свою мантию, пряча от проливного дождя, использует согревающие чары и горячие поцелуи. Он не останавливается на губах и переходит к шее, покусывая до зудящей кожи, просовывает ледяные пальцы под рубашку и очерчивает бока, позволив ветру заползти под одежду.