Идеализм-2005 - страница 9

— Да заебались уже все, наверное, за прошедший год с этим жить, — Рома замолчал на секунду, — Бункерфюрером Кирилла Борисовича мы назначим, — продолжил он, — он тут устроит Ordnung. Чтобы бухие регионалы не валялись нигде.

— Это вам виднее, — Абель уставился с едва заметной улыбкой в стол, — тут вот пока только двое оренбуржцев живут.

Он и сам был бездомным, несмотря на пост в Партии. Вписывался у тогдашнего пресс-секретаря организации Аверина.

Мы обошли помещение. Несколько комнат, кухня, туалет и прочие бытовые удобства.

— Нормально, хоть и внешне убого, — Лена подвела итог наблюдениям.

— Ничего, Елена Васильевна, главное, нацбольский дух чтобы был.

— Это точно. Что скажешь, Леха?

— Да вообще отлично все, по-моему, — ответил я, почесав нос. — Революцию и тут можно делать. Мне все нравится.

— Не знаю, сколько мы продержимся, — сказал Рома. — Второй Бункер муcoрa пришли штурмовать через год, а нашисты еще раньше. Но пока мы тут, надо по максимуму помещение использовать. Может быть, действительно что-то толковое вокруг этого вырастет. Собрание через две недели проведем. Следующий исполком тут тоже во дворах надо бы собрать. Осмотримся, подумаем об обороне. В общем, у Московского отделения новый проект появился.

— Да. — Лена улыбнулась и кивнула.

Вера и радость светились в ее глазах, и в глазах Ромы. «Все хорошо и правильно». — думал я, глядя на них.

Дисплей моего «самсунга» загорелся: «Под Бункером менты, общая тревога. Сбор на "Каширской"». Сообщение пришло с номера Ромы. Такие смс, без всяких кодов, рассылались участникам исполкома только когда предполагалась срочная общая мобилизация и никакой секретности уже не требовалось.

Я был в универе. До конца пары по истории Древнего мира оставалось десять минут.

Быстро разослал сообщения нацболам моего звена. Минуты превратились в одно затянувшееся «на старт, внимание, марш». А потом — только вперед, к хорошим делам. Я бежал с пятого этажа первого гуманитарного корпуса вниз по прокуренной лестнице, на бегу натягивал бомбер поверх бундесверовки. Вокруг толпились студенты с моего потока, мои приятели и знакомые. Но их присутствие уже не имело значения. Как минимум двое из них неоднократно проявляли сочувствие к НБП. Но подошел бы я сейчас к ним, сказал бы: «Ребята, такие дела, у нас новый штаб, мы там не успели даже обустроиться, уже менты штурмуют. Надо делать что-то, погнали». И какой бы ответ я услышал?

— Не могу, домашнее задание, мама не пускает.

И взгляд, каким смотрят на абсолютно ебанутых. Так что идите уж вы на хуй, маловеры. Не для вас наши мистерии.

До метро я бежал. Бегал я хорошо, быстро. А уж по партийным делам, так тем более. Перед вестибюлем молодые москвичи жадно вдавливали в себя шаурму, обливались отвратительным коричневым жирным соком. Такое происходило каждый день в это время, и штурм Бункера никак на это не влиял. Но поскольку для меня этот день выдался особенным, привычные детали отпечатывались в памяти. Перебирая ногами ступеньки эскалатора, я нащупал в кармане бомбера «удар». Оружие было на месте. И запасные патроны еще в рюкзаке. «Пусть моя кровь вольется в кровь Партии…»[9]. Пусть! Открытая дверь вагона, поезд трогается. Есть мои товарищи и менты. Остальное — декорации.

На «Каширской» я был в четыре часа дня. В вестибюле станции, рядом с выходом, стояли пятнадцать-двадцать партийцев. В основном нацболы из Южной и Юго-Восточной бригад. Два младших брата несостоявшегося бункерфюрера, Кирилла по прозвищу Чугун, невысокие крепыши в очках. Тут же был Лазарь, нацбол из Южного звена. Из исполкома здесь была Ольга К. Тогда у нее была подписка о невыезде за вывешенный с гостиницы «Россия» баннер «Путин, уйди сам».

За стеклянными дверями первый осенний снег счищал грязь с потрескавшегося асфальта столичной окраины.

— Слава Партии! — я тихо поздоровался с Ольгой.

— Здорово, Леха.

Крепкая рука нацболки в зеленой куртке жмет мою ладонь. Мы, участники исполкома, отходим в сторону.

— Что известно, какие планы? — спросил я.

— В Бункере Рома и Лена, несколько регионалов. Снаружи менты и ФСБшники. Хотят зайти внутрь. Говорят, владелец помещения им разрешил.