Идегей - страница 33
Тридцать биев стал разгонять,
Ярость в сердце его вошла,
Все упали, крича: «Алла!»
Всех разметая, вышел он,
Из Хан-Сарая вышел он,
Десять тысяч войск поднялись,
Будто ветер взметнул их ввысь.
Все полки Идегей сгрудил.
Колотил он их, колотил,
Истребил дубиной живой.
С поднятой высоко головой
Идегей тревогу забил,
Чтоб услыхали и степь, и град,
Чтобы в стране загремел набат:
«Чей этот день? Столетье чьё?
Идегея столетье, моё!
Чьё это время? Время чьё?
Идегея время, моё!»
Услыхали град и страна:
Власть Токтамыша сокрушена.
Всех собрав подневольных людей,
Освободил рабов Идегей.
Юношей запретил продавать,
Золото начал он раздавать,
Чтоб возрадовались бедняки.
Весь народ приказал созвать,
Живший у Идиля-реки.
Для народа устроил всего
Пиршественное торжество.
Прежде был беспорядок, разброд.
Пребывал без совета народ.
Выбрал опытных, мудрых мужей
Учредил диван Идегей,
Поднял из руин города,
И войска укрепил он тогда.
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
О том, как Нурадын убил Токтамыша.
В бегство обратясь, Токтамыш,
Это властный и грозный хан,
Переправился через Чулман.
Вместе с отрядом он достиг
Мест, где берёт начало Ик,
Где степные ветры сильней.
Сотне бронзовошлемных мужей
От преследователей таясь,
Приказал разойтись, боясь,
Что их заметят в голой степи.
Лишь Джанбая держа при себе,
Поскакал навстречу судьбе.
Проскакал не более дня.
Знатный Джанбай сошёл с коня,
Лёг и ухо к земле прижал.
Услыхал он: конь Сарала
Под Нурадыном громко заржал.
Дрожь по телу Джанбая прошла.
У Токтамыша-хана тогда
Стала душа белее льда.
Так Джанбаю сказал Токтамыш:
«Вижу: ты мелкой дрожью дрожишь,
Дорого душу свою ценя,
Ты задумал покинуть меня.
Что же, один в степи поскачу.
Лисьего Лога достичь я хочу,
Коль не спасёт меня Лисий Лог[90],
К Лебединому Озеру я
Своего скакуна помчу.
Если будет со мною Бог,
Через тринадцать лет опять
Буду на троне я восседать».
Так сказав, Токтамыш, одинок,
С тем Джанбаем простясь в пути,
Прискакал дотемна в Лисий Лог:
Здесь он задумал ночь провести.
Ухо к земле Токтамыш прижал,—
Услыхал: Сарала заржал,—
Нурадына неистовый конь!
В страхе Токтамыш задрожал,
К Лебединому Озеру он
Поскакал глухою тропой.
Земли и воды за собой
Оставляя, запричитал:
«Ты, Идиля рукав — Ирмишал[91],
Калтурган — Ирмишала приток,
Видите, как я одинок,—
Где я птицу свою взметну?
Потеряв престол и страну,
Где застёжки я расстегну
Крепкого панциря моего?
Конь моей жизни свалился: арба
Ехать бессильна без него.
Что же мне готовит судьба?
Где, когда, на какой земле
Отыщу я приют в дупле?
Неука-жеребца где найду,
Чтобы опять воссесть в седле?
Не хранила моя голова
Тайн, — кому же теперь я смогу
Тайные доверить слова?
Верных воинов нет со мной,
У кого же в глуши степной
Попросить совета смогу?»
Так, причитая, он скакал.
Пламень душу его сжигал.
Плечи его тяжело давил
Девятиглазый панцирь стальной.
Решил он, — а раскалялся зной,—
Панцирь и телогрейку снять.
Думает: «Голая степь кругом,
Где же мне спрятать в месте таком
Панцирь и телогрейку мою?
Спрячу в емшане, в густых листах.
Если мне поможет Аллах,
Вернусь из степных блужданий я,
Панцирь найду в емшане я!»
Девятиглазый панцирь свой
Он прикрыл емшаном-травой.
Нурадын, чуть блеснул рассвет,
Прискакал Токтамышу вослед.
Что там лежит в емшане густом
Без присмотра в широкой степи?
Панцирь девятиокий в степи!
Панцирь надел Нурадын, поскакал,
Запах емшана в степи вдыхал.
К Лебединому Озеру он
Мчался, думой одной поглощён.
Рос у озера тихий камыш.
Прятался там хан Токтамыш,
Сердце колоколом звенит:
Как он жизнь свою сохранит?
Он сказал: «Себя успокой,
Сердце моё, не стучи дук-дук!
Нужен ли мне твой звонкий стук,
Если объят я страхом, тоской?
Сколько есть Идегеев? Два!
У меня же одна голова!
Здесь, я чувствую, смерть моя.
О копьё моё в два острия,
Там, где битва, не надо стонать,
Помни, что могут тебя сломать.
Надо ль тебе, осина, дрожать?
Если здесь пройдёт моя рать,
Срубят тебя, чтоб из тебя
Сделать для копья рукоять,
Чтобы потом лежать на земле,
Запах опавших листьев вдыхать.
Ярый ветер, не ведай тревог.
Если того пожелает Бог,
Я перестану, замолкнув, дышать.
Не взвивайся, песок, не злись,
Дождь польёт, — успокоишься ты.
Травка степная, не шевелись,
Рать пройдёт, — успокоишься ты.