Иллюзии успеха - страница 18

стр.

А она и вправду непосредственна и, может быть даже, вовсе не такая дурочка, как показалось сначала…

— Дженни Сен-Клер — не настоящее ваше имя, так?

Ее резкий, чуть вульгарный смех заполнил всю комнату.

— Ой, господин комиссар, вы же меня видите! Разве у меня подходящая физиономия для такого имечка? «Лувье Анриетт-Мари, рождена в Бельвиле (Париж) 10 мая 1953 года». Вот что у меня в метрике-то записано! А «Дженни Сен-Клер» — естественно, псевдоним, так лучше для афиш.

Балафрэ протянул комиссару коробок спичек, который тот, прикурив, без зазрения совести сунул себе в карман.

— Что вы собирались рассказать журналистам из «Стар»?

— Вы, конечно, думаете, что они хотели поговорить со мной про Шарля? За этим и явились, разве нет?

— Долго вы с ним были знакомы?

— Три года. Хотя, тут ведь, наверно, важно, в каком смысле вы говорите «знакомы»? Если по делу, то три года, а если поближе, то восемь месяцев.

— Следовательно, раньше между вами никакой близости не было?

— В том-то и дело! — Она щелкнула ногтем большого пальца по зубам. — Знаете, вначале я даже подумывала, не из голубеньких ли он… Потому что, не хочу хвастаться, но предложениями я не обижена. Если б принимала все, то, наверно, сутками б не вылезала из койки!

— Охотно верю. Где вы встретились с Шарлем Вале?

— В театре «Варьете».

— Вы были на сцене или в зрительном зале?

— На сцене. Я играла в «Прекрасной Елене».

— Какую роль?

— Служанки. У меня была дюжина реплик, и еще я танцевала в балете. Шарль сразу заметил меня в толпе. Он пришел в антракте за кулисы и пригласил меня пойти с ним выпить после спектакля.

— Вы знали, кто он такой?

— Подружка сказала.

— И вы согласились пойти?

— Господи! Да не могла ж я упустить такой шанс, господин комиссар! Если птица сама летит тебе в руки…

— И куда же он вас тогда пригласил?

— К Кастелю!

— Вы там уже бывали до того?

— Никогда в жизни! Это было впервые. Ну и местечко! С ума сойти! Там в зале было сразу не меньше десятка суперзвезд! И, представляете, Шарль был знаком с ними со всеми! Они целовались и называли друг друга просто по имени! Я слова не могла вымолвить, такой на меня страх напал! Но все равно — это было классно!

Тьебо устроился в кресле поудобнее. Он начинал понимать, по какой схеме действовал покойный Шарль Вале, каким способом заманивал в конюшню лошадок, способных в будущем принести ему изрядный куш…

— О чем вы с ним говорили?

Она ядовито усмехнулась.

— О моей карьере. Поверите? Слушая его, я начала думать, что когда это обо мне, то слова «карьера» надо писать с большой буквы! Это было шикарно! У меня внешность… Я отлично говорю… Я классно танцую… Понимаете?

— Да.

— Он ведь бывал в Голливуде, даже там, он говорил, такую девушку, как я, сразу бы засекли ловцы талантов из актерской студии. Представляете, как я таяла? Конечно, если уж говорить об обучении мастерству, так консерваторий я не кончала! И…

Тьебо перебил ее.

— И Шарль предложил вам заполнить этот пробел в вашем образовании, так? Вы займетесь актерским мастерством — не без его помощи, скорее всего, а он возьмет на себя заботу о вашем будущем. Займется вашей карьерой… с большой буквы, станет находить вам контракты, и так далее. Сначала вам, конечно, придется довольствоваться маленькими ролями, но постепенно, набравшись опыта, вы достигнете всего, о чем мечтаете. Ваше имя напишут жирной строкой на афишах и выделят в начальные титры фильмов, верно?

Дженни уставилась на комиссара, раскрыв рот.

— Ну и ну, да вы сечете с полуслова!

— А взамен вы должны будете отдавать ему сорок процентов всех ваших гонораров. Опять так?

— Так… Похоже, вы знаете эту песенку!

— Мне ее уже пели. — Тьебо покачал головой, глядя на девушку. — Вы часто встречались, гм… с неделовыми целями?

— Как когда. В среднем, я к нему ходила раз в неделю.

— Вечером?

— Нет, после обеда. Мы проводили вместе часа два или три. Просто так — для удовольствия…

— В эти часы никогда не заходила речь о делах?

— Нет. По таким вопросам он мне звонил.

— На что вы надеялись, становясь его любовницей?

В брошенном на комиссара взгляде мелькнула странная нежность.

— Только на приятные минуты, на что же еще?