Иллюзии успеха - страница 19

стр.

— И были такие минуты?

— Да… Знаете, господин комиссар, все-таки он не такой, как другие… С ним мне казалось, что я умная… После любви он меня слушал, расспрашивал, как я была девчонкой, о моих родителях… И потом, он совсем не насмехался над… Ну, что я ничего не знаю, понимаете? А иногда сам рассказывал. А я молчала. Он-то знал сто-олько! Господи, сколько он путешествовал! И был знаком буквально со всеми! Я, пока его слушала, географию выучила. — Взгляд ее затуманился. — И знаете, это все было куда красивее, чем в книжках…

Тьебо открывал в актрисочке новые черты: чувствительность, покорность, нежность… Анриетта Луве определенно брала верх над Дженни Сен-Клер.

Вдруг Балафрэ принюхался, и Тьебо ощутил, что уже несколько минут в будуар откуда-то проникает запах горелого.

— Вы не забыли…

Он не успел закончить — Дженни ринулась к двери.

— Забыла хлеб в тостере! Ну и дрянь! Только купила, а уже никуда не годится!

Они увидели через дверь крошечную белоснежную кухоньку: чистота — как в клинике! Оживляли ее только разноцветные полотенца с кулинарными рецептами, висевшие над рабочим столом.

— Ну, ничего, — сказала Дженни, возвращаясь в будуар и закрывая за собой дверь. — Вообще-то, это я сама виновата. Понимаете, в первый же день уронила эту штуку в мойку, да так, что всю нержавейку исцарапала. Ради Бога, простите! — Она смирно уселась на свое место.

— Почему однажды утром вы, как разъяренная фурия, ворвались в квартиру Шарля Вале? — продолжил допрос Тьебо.

— Вы и это знаете…

— У сцены был свидетель.

Дженни наклонила голову.

— В Лас-Вегасе ставили ревю, целый спектакль. Нужны были девушки, способные произнести маленькие тексты и умеющие танцевать. Девушки с хорошими фигурками. Макс Дойл — это он должен был ставить спектакль — приехал в Париж. Он — большой приятель Шарля. Шарль меня ему представил. И… и Макс поманил меня дикими деньгами. Я попалась на крючок, как последняя идиотка! Он меня тут же пригласил поужинать в Сен-Жермен-ан-Лэ, на виллу какого-то друга. Я сказала об этом Шарлю. А он, сволочь, и говорит: «Поезжай, поезжай, конечно!»… — Дженни ссутулилась и просидела несколько секунд глядя в пустоту. — Этот Макс Дойл, он толстый, лысый, ему уж, наверное, полтинник с гаком… Очки у него большие и сигару просто изо рта не вынимает… Лапы потные, он ими так и шарит, так и шарит… Но Вале мне сказал, что его туда тоже пригласили, и я как-то успокоилась.

— А он не явился?

— Даже не подумал.

— И что же там произошло?

— Я влипла в жуткую историю! Там было трое психов. Знаете — такие озабоченные? Приятели Макса… И еще была одна девушка, ну, совсем полоумная! Они все напились, да еще были под кайфом. Понимаете? — Она схватилась руками за виски и заговорила вдруг очень хрипло. — Вы даже представить себе не можете, что они делали! Какая-то случка, гадость, гадость! Эти типы, они больные! Только подумать об этом, и то тошнит!.. — Дженни выпрямилась и перевела дыхание. — Через день, получив письмо от секретаря Макса Дойла, что я, мол, не подхожу для Лас-Вегаса, я сразу же побежала к Шарлю, хотела его повидать…

— Почему не назавтра, а только через день?

— Что вы — назавтра… Когда меня привезли оттуда утром, я была просто полумертвая… Целые сутки приходила в себя…

— Шарль Вале отказался вас принять?

— Да сколько б я ни приходила, его никогда не оказывалось дома. Я уж и записку консьержке оставляла, писала, чтоб позвонил. А он не звонил. Ждала, ждала… Несколько дней прошло. Ничего! Тогда я опять туда пошла, но уже в восемь утра… — Она стиснула руки так, что суставы побелели. — Я была как ненормальная. Ей-богу, если б консьержка не помогла ему со мной справиться, я б ему выцарапала глаза! Вот…

Тьебо поднялся, прошелся по комнате.

— И вы собирались все это рассказать журналистам?

Взгляд, который Дженни подняла на комиссара, заставил его пожалеть о вопросе.

— Я такая, какая есть, господин комиссар. Может, и ничего особенного, в ваших глазах, но у меня еще осталось немножко стыда. Ребятам из «Стар» я, конечно же, как смогу — расхвалю Шарля…

— Простите меня, Дженни. Пожалуйста.

— Да ладно, ничего, господин комиссар.