Император умрет завтра - страница 22

— А Тадеуш Костюшко? Если не ошибаюсь, этот… национальный герой у вас в Париже?

— Я тоже считал его подходящей фигурой и даже велел своему министру Фуше переговорить с ним, когда маршал Мюрат занял Варшаву. Туповатый и честный правитель тут был бы к месту, даже если он и ненавидит Наполеона Бонапарта. А польский национальный патриотизм — вещь неуловимая и пустая потому именно, что каждый — сам себе патриот Словом, дело не в воззрениях Костюшко. Таковых нет по существу. Есть некий миф. Есть кичливое кичливость. Больше ничего нет. Так я считал, когда подумал про Костюшко. Фуше переговорил с ним и явился ко мне на грани помешательства. Я успокоил его, выслушал и понял, что Костюшко — это археологическая находка. Ископаемый дурак. Между прочим, такая же редкость, как и гений. Потому и держу его при себе. Но оставим это. Меня чисто по-человечески волнует один вопрос, который, возможно, неприятен для вас…

— Понимаю. Мой отец…

— О вашем отце я знаю все! — Наполеон нетерпеливо прервал Александра. Мне не вполне понятно ваше участие в его трагической судьбе. Поймите, ваше величество, я проникся к вам личной симпатией и только поэтому позволил себе коснуться такой щекотливой темы.

— Я был обманут заговорщиками дважды! — быстро заговорил Александр, словно только и ждал возможности излить душу. — Меня ввели в заблуждение. Я поверил, что отец решил расправиться со всей семьей и сочетаться браком с княгиней Гагариной, которая уже родила ему сына… Это непросто понять со стороны. Я хочу быть с вами предельно откровенным… Вы, вероятно, не знаете, что мой брат Николай был… прижит императрицей Марией Федоровной от гофкурьера Бабкина. У сестры Анны отцом является статс-секретарь Муханов. Павел I терзался этим и никому не верил в семье… Еще моя царственная бабка Екатерина предвидела такой исход… Я не хотел убивать, даже не помышлял об этом. Меня и сейчас бросает в дрожь, как вспомню весь этот ужас!.. Командир Преображенского полка генерал Талызин уверял, что отца какое-то время подержат в изоляции, а потом отправят в Гатчину или за границу. Речь шла только об отречении Павла. Эти отпетые негодяи Зубовы!..

— Успокойтесь, ваше величество, — тронул его за рукав Наполеон. — Вы были жестоко обмануты заговорщиками, я понимаю. Это, разумеется, меняет дело. Но существует еще одно обстоятельство… Когда на кладбище под Эйлау я со своими батальонами четыре часа стоял под ядрами артиллерии генерала Беннигсена, и потом… Потом, когда вы наградили этого разбитого мною генерала орденом Андрея Первозванного, я поневоле подумал, что к злостным заговорщикам, способным цинично обманывать своего государя, судьба на удивление милостива в России…

— Это не совсем так, — возразил Александр. — Просто Беннигсен неплохой генерал. А Суворова у меня, к сожалению, нет.

— Скорее — к счастью для меня! — засмеялся Наполеон. — Это хорошо, что вы не злопамятны. Но вы, ваше величество, подали своим мягкосердечием не очень хороший пример. Заговор, попрание присяги, государственная измена остались безнаказанными, породив тем самым опасный прецедент. Я уже не говорю о рядовой подлости, каковая ныне приравнена к добродетелям.

— А вот это уже совсем не так, ваше величество! — твердо сказал Александр. — Судьба не осталась к негодяям ни милостивой, ни даже равнодушной.

— Вот как? Я, признаться, ничего не знаю об этом. Где сейчас люди, погубившие вашего отца? Вы сказали, что генерал Талызин…

— Он умер два месяца спустя. Тридцати трех лет от роду. Похоронен в Невском монастыре… Чья-то рука начертала на его памятнике — «с христианскою трезвостью живот свой скончавший…». Мне даже неловко стало. Я велел заменить слово «трезвость» на «твердость». Не был он трезвым.

— Отчего же умер генерал Талызин?

— Устриц объелся, — мрачно ответил Александр.

— Уж не хотите ли вы сказать, что устрицы были из Парижа? — пошутил французский император.

Александр улыбнулся с видимым усилием. Однако | Бонапарт, еще более повеселевший, не унимался.

— А братья Зубовы, что — не любят устриц?

— Мне ничего не известно об этом. Николай Зубов скончался вскоре после генерала Талызина. Валериан — чуть позднее, или наоборот, я уже не помню. Платон Зубов сходит с ума где-то в Саксонии. Граф Пален укрылся в курляндском своем имении, названном некогда им же самим «Милость Павла»…