Император умрет завтра - страница 21

Протестовать обязали Александра I. Он и высказался против «нарушения неприкосновенности баденской территории с точки зрения международного права». Наполеон даже не сразу поверил, что это не шутка. Ему, захватившему почти всю Европу, предъявляют претензии по поводу ничтожного пограничного инциндента? Может быть, Александр дает понять, что следовало захватить весь Баден со всеми имеющимися роялистами?

Ответ, который Наполеон продиктовал Талейрану, явился жестоким оскорблением для русского императора. Основная суть его сводилась к тому, что, если бы, например, император Александр узнал, что убийцы его отца, императора Павла, находятся во Франции, то есть — на территории, «с точки зрения международного права», для России неприкосновенной, а Александр тем не менее решил бы арестовать их, то он, Наполеон Бонапарт, не стал бы протестовать против такого нарушения. Даже еще и помог бы.

Александр I был ославлен на всю Европу и никогда не простил Бонапарту косвенного обвинения и отцеубийстве.

Разгромив русскую армию и в очередной раз поставив на колени неугомонных австрийцев, Наполеон остановился на Немане, где и внял просьбам русского императора о личной встрече. Он не пожелал чтобы Александр ступил на берег, который отныне считался французским, но и на российскую сторону тоже не стремился. Посреди реки соорудили громадным плот с двумя великолепными павильонами. Сюда и ступили оба императора — победитель и побежденный Не о такой встрече с русским самодержцем думал когда-то Наполеон, однако и эта устроилась для него не худшим образом. Он был весел и дружелюбен Александр тоже старался вести себя непринужденно, но нервы натянулись до бесчувственности.

— Из-за чего мы воюем? — просто спросил Наполеон

Что мог ответить русский царь «невиданному и неслыханному со времен Александра Македонского и Юлия Цезаря полководцу, коих он несомненно но многом превзошел»?

— Я ненавижу англичан… — поторопился высказан, свое новое политическое кредо.

Наполеон засмеялся и увлек его в павильон, где они беседовали почти два часа. Русскому императору смутно запомнились эти два часа. Но что-то и врезалось в память. Бонапарт сказал, что он лично руководил сражением под Фридландом и видел, с каким бесстрашием и презрением к смерти дрались зажатые в излучине реки Алле русские батальоны.

— С такими солдатами невозможно проигрывать сражения, — серьезно заметил он. — Генералиссимус Суворов, кажется, не проиграл ни одного, не так ли?

Бонапарт говорил об этом без задней мысли. Он не обращал внимания на то, что такие слова быть истолкованы Александром как насмешка над бездарным командованием русских. Александр ведь тоже… лично руководил сражением под Фридландом. Нет, Наполеон не ломал комедии. Он говорил то, что считал нужным сказать, и его обязаны были слушать. А быть понятым Наполеон не стремился.

— Я ненавижу англичан, — снова сказал Александр, — и буду вашим помощником во всем, что вы станете делать против них.

Разговор походил на школьную сценку, когда ученик просит прощения у классного наставника и обещает вести себя примерно. — Из-за чего мы воюем? сдержанно усмехнувшись, повторил свой вопрос французский император.

Александру, видимо, трудно было изловить мысль, носившуюся где-то неподалеку. Наполеон помог ему.

— Воюет не Россия. Воюют — Россией! Разве это не правда?

— Правда, ваше величество! — выдохнул покрасневший царь.

— Не переживайте! Вы еще так молоды. Все устроится. Мы заключим мир. Забирайте себе Восток, а мне пусть останется Запад. Александр напрягся. Все это была прелюдия. Теперь начинался торг. Он не готов был ни воевать г Наполеоном, ни следовать фарватером его политики Он боялся Наполеона и не верил ни одному его слову Восток — означало Константинополь: проливы, Айя София… Несбывшаяся и скорее всего несбыточная византийская мечта «Третьего Рима».

— Валахию и Молдавию я тоже пока не спешу отнять у Порты. Может быть, настало время решать их судьбу — Наполеон цепко следил за реакцией Александра — в Валахии и Молдавии уже стояли русские войска. — Есть еще Галиция… Поляки умоляют меня создать им суверенную Польшу, но не понимают, что когда триста панов претендуют на престол и никто из них не намерен подчиняться другому, то получится то, что всегда у них получалось.