Императорский покер - страница 42
Любовь Мюрата к красивым костюмам разделял только один из его коллег-маршалов, Александр Бертье (1753–1815), но разделять и сравниться — это не одно и то же.
Бертье был прирожденным начальником штаба, законченным, абсолютным, полнейшим штабным офицером, словом — гениальным штабным деятелем, и тут все историки военного дела до последнего согласны с тем, что никогда до и после, под какой-либо географической широтой не рождался более лучший штабной офицер, чем сын королевского инженера, Александр Бертье. Карты, то есть всяческую обозначенную на них выпуклость и низину территории он "чувствовал" чуть ли не "органически, словно бы те были напечатаны на его собственной коже.
Бертье обладал открытым и прецизионным умом, способным к сопоставлению и разделению огромнейшего количества самых мелких подробностей. В любое время суток он помнил имя коменданта маленького аванпоста, оборудованного всего лишь неделю назад; он знал расположение каждого подразделения, его численность, оснащение и планируемое направление маневра. Живой атлас, скрещенный с журналом боевых действий и счетной машинкой. В ходе одной из кампаний он обходился без сна целых тринадцать дней и ночей подряд (!) — в этом плане один лишь Наполеон мог с ним сравняться, но в длительности проиграл, так как его рекорд жизнедеятельности составил неделю. Когда случалась срочная потребность нанести на планы новые данные из донесений в — скажем — два часа ночи, Бертье, как правило, заставали уже одетым и готовым к работе.
После того, как как он из дверей штаба выходил, титан трудолюбия и картографической интеллигентности моментально превращался в недотепу с умом и поведением капризного ребенка. Двумя постоянными атрибутами его нрава были жалобы и нелюбезность. В Египте он жаловался на солнце и пески пустыни, в Швейцарии — на горы, в Польше — на грязь, в России — на снег, в Пруссии — на дождь, и вообще, жаловался он везде и на все, поскольку таков уж был его характер. С точно такой же неприязнью выслушивал он просьбы своих подчиненных, и вечно отказывал им, поскольку всегда был ими недоволен, точно так же, как недоволен любой погодой. В Египте Бонапарт сказал генералу Клеберу:
— Приглядись к Бертье, как он капризничает и жалуется. И этого человека с характером старой бабы называют моим ментором! Если я когда-либо приду к власти, то поставлю его так высоко, что каждый увидит его заурядность.
К власти он пришел год спустя, и слово свое сдержал, назначив Бертье маршалом, начальником Генерального штаба, Великим Ловчим Империи и двойным князем: Невшательским и Ваграмским. Но и без того все видели банальность этого наследника Квазимодо с маленьким, бесформенным телом, на котором была насажена еще более бесформенная крупная голова с шапкой курчавых волос, обкусывающего ногти "до локтя", публично ковырявшегося в носу, плохо одетого (адъютант Наполеона, Грабовский: "Мундир и штаны на нем висели"), заикающегося и брызгающего слюной во время речи. Тут следует восхититься мастерством агиографов, который так вот представили внешность Бертье (цитирую по варшавскому изданию 1841 года): "Лицо Бертье было деликатным и мягким, но без чем-либо выделяющегося выражения, поэтому оно странно смотрелось на фоне красивых и мужественных фигур генералов, которыми он руководил".
Все свое свободное время за пределами штаба Бертье посвящал размышлениям на тему: какая же это божья милость, какое неслыханное счастье, что он живет на той же самой планете и в то же самое время, что и прекрасная Мадам Висконти. Но и тут он нашел причину для жалоб. Наполеон, который терпел лишь скоротечные внебрачные связи, запретил мадам Висконти посещать двор, поскольку она была постоянной любовницей маршала. Так что, тем более не могла она, даже если бы и пожелала, сопровождать Бертье в постоянных кампаниях между Пиренеями и Москвой, переодевшись адъютантом, как того массово желали делать "девочки" Массены. Потому упоительные мгновения он мог проводить с ней только лишь во время коротких антрактов в военных действиях.
Война как таковая не была стихией Бертье, ею было исключительно штабное затишье. В поле он несколько раз себя скомпрометировал, а свою величайшую битву провел во время охоты, которую организовал для Наполеона в 1808 году. Он устроил оснащение, облаву и дичь, совершив всего одну маленькую ошибочку: вместо диких, он купил тысячу домашних кроликов, не зная, что те приучены получать пищу дважды в день. Так что когда император с ружьем вошел в лес, кролики приняли его за кормильца и радостно облепили со всех сторон. Отчаявшийся Бертье прибежал с бичом и начал хлестать "дичь", желая разогнать х и дать возможность монарху выстрелить. В конце концов, данную баталию он выиграл, но к тому времени оскорбленный Бонапарт давно уже был на пути в столицу.