Императорский покер - страница 56

А ведь на этом позолоченном пароме им бывать нравилось, друг перед другом они состязались в любезностях, но, тем не менее, один другого на чем-то подлавливал. Но ведь это же был покер, прошу вас, покер — а в этой игре симпатия к партнеру козырем никак не является. У обоих имелись свои политические цели, и играли они затем, чтобы этих целей достичь, Наполеон — разделить Европу на две империи с сателлитами, чтобы перевес был у империи западной. Ну а российский самодержец? Это поясняет нам Батурин: "Царь желал выиграть время, необходимое для надлежащего приготовления к войне, которую следовало возобновить в самое короткое время". И в этом уже была вся правда. С двумя лицами. Для понимания состояния психических состояний обоих партнеров в Тильзите пригодился бы толстенный трактат — созданный психологами, психоаналитиками и философами, если бы только можно было эксгумировать и исследовать мысли и чувства.

Что же касается тайников тильзитского политического покера — тех переговоров, процедура которых была беспрецедентной в истории современной Европы (один на один) — то дело было бы гораздо проще, если бы не тот существенный факт, что она шла в четыре глаза, под полотном шатра, над картой, что представляла собой столешницу карточного стола.

— Я буду вашим секретарем, а вы — моим, — сказал Наполеон.

И так оно и было. "Мы вращаемся в сфере гипотез", — так резюмировал состояние имеющихся у нас сведений о четвертом раунде знаток проблемы, Галич, и здесь нет ни малейшего преувеличения. То, что мы знаем, известно нам из нескольких писем и нескольких последующих высказываний, да и то, касающихся только лишь конечных фрагментов раунда. Первые торговли скрыты под мраком тайны, которую уже никто и никогда не раскроет. Поэтому, Читатель, уж будь снисходительным к описанию представленного ниже, гипотетического описания нескольких наиболее важных раздач. Я описываю их на основании тех немногочисленных доступных источников и сделанных впоследствии спекуляций, проистекающих из содержания конечного документа.

Прусская раздача, которую многие считают самой важной в Тильзите. Оба участника яростно разыгрывали Пруссию до самого конца, по обеим сторонам стола прусские карты были сильными фигурами. Играя Пруссией, царь играл союзником, Бонапарт — ненавистным врагом. И этой ненависти он в разговоре с Александром не скрывал:

— Подлый король, подлый народ, подлая армия! Держава, которая всегда и всех предавала, и которая не заслуживает права на существование!

Царь воспринял эти слова с улыбкой, но не уступил, и сразу же попросил, чтобы хоть что-либо Пруссии оставить, какой-то клочок для существования. Уже потом, когда в торговле появились очередные расклады, Александр шаг за шагом увеличивал это "что-либо" и, размягчая упорство Бонапарта, выторговывал все больше.

К присутствовавшему в Тильзите королю Пруссии Бонапарт относился словно к находящемуся в немилости лакею. Во время первой "встречи титанов", Фридрих Вильгельм III ожидал на берегу Немана вызова в шатер, но так и не дождался. Наполеон предоставил ему аудиенцию только лишь на следующий день (да и то, исключительно потому, что его "брат" замолвил за того словечко), но отнесся к монарху словно к малолетнему недоумку, и обменялся с ним парой слов на тему… старомодного гусарского мундира, что был на пруссаке:

— И как ты справляешься с застегиванием такой кучи пуговиц?

В течение последующих дней "глупый фельдфебель" путался под ногами великих словно промокший пес, никто его не замечал, его не одарял взглядом "бог войны", он компрометировал себя при всякой попытке чего-нибудь выклянчить. Тогда Александр подумал, что, возможно, красота королевы Луизы исправит то, что испортила глупость и неуклюжесть Фридриха, и приказал немедленно вызвать ее в Тильзит. Это был уже последний звонок — королева приехала из Клайпеды 6 июля, то есть — за сутки перед окончательной формулировкой трактата, и с места приступила к штурму.

Как русские, так и их прусские союзники прекрасно знали, что в политическом покере Наполеон совершенно нечувствителен к прелестям женщин, даже самых красивых, тем не менее, было решено рискнуть: а вдруг в первый раз и удастся, в конце концов, в Тильзите оба чародея не только соблазняют, но их самих тоже соблазняют, они ходят в какой-то эйфории, а вдруг панцирь и треснет? Луизу, слово за словом научили, что она должна говорить, о чем просить в доверенной беседе с Бонапартом — прежде всего, вернуть Магдебург, а кроме того — что только удастся.