Императорское королевство - страница 33
— О, это сущая малость! Надо было слышать, как он проникся нежностью к своему шурину. Заявил, что не выйдет на свободу, пока и его не выпустят! Вот так финт! Хи-хи-хи! Вам, видно, не понятно, о чем идет речь? Дело в том, что его свобода зависит от того, откажусь ли я от своих показаний на суде, а сегодня он стал уверять, что этот отказ принес бы спасение Петковичу. Вообразите, каков тип, сам же погубил Петковича, можно сказать, убил.
— А вы на это не пошли? — мрачно меряет его взглядом Юришич. Он и вправду ничего не слышал, но зачем ему Рашула сообщает об этом? Чтобы натравить на Пайзла? — Конечно, ведь вы жалеете этого симулянта. Это ясно было сегодня утром. Да и всегда.
— Вы имеете в виду случай с Бурмутом? — усмехнулся Рашула, удивленный, что Юришичу и это известно. — Тогда вы меня не поняли. Симулянтом я его никогда не называл, это было бы неумно, но таковым, должен вам заметить, его считает Пайзл. Он не к нему сейчас пошел, а просто сбежал от меня и, может быть, от вас.
Рашула последовательно проводит в жизнь решение быть сегодня с Юришичем на дружеской ноге; настоящее его намерение состоит в том, чтобы попытаться обратить внимание Юришича на Пайзла. В глубоком сомнении Юришич направляется к выходу во двор. Но вспоминает о Мутавце.
— Выходит, вы никого не убили и никогда не пожелали ничьей смерти!
— Иногда бывало, — признается Рашула, внимательно его оглядев, — это была моя работа. Равно как и ваша, когда вы участвовали в покушении. Но сейчас мы оба здесь без работы, развлекаемся — я, как видите, с Пайзлом. Удивляет меня, что вы его терпите, зная его как облупленного. Будто он для вас непререкаемый авторитет.
— Ни в коей мере. Но вы только Пайзлом интересуетесь. Мутавца, как мне кажется, вы забыли.
— Мутавца? — Рашула скривил рот. — О нем не стоит говорить.
— Но стоит засадить его в одиночную камеру! А почему?
— В одиночку? — вздрогнул Рашула, но тотчас же рассмеялся. — Это все шуточки Бурмута. Но он вам, наверное, сказал причину.
— Да, вы якобы боитесь чахотки. Совершенно невероятно!
— Но что тогда вероятно? Оставьте это, прошу вас! Какое мне дело до этой гниды! Сейчас он есть, завтра его нет…
— Вероятно, было бы лучше, чтобы и сейчас его не было?
— Этого я не говорил. Но как бы вы поступили на моем месте? Случайно мне в руки попала записка, которую Мутавцу послала его жена, подстрекавшая завалить меня на суде, и он готов пойти на это. Неужто такого человека вы осыпали бы ласками? Но хватит об этом. Уж лучше ему не жить, он сам себе в тягость!
— А кто его больше всего мучает, если не вы?
— Я? И меня мучают. Почему бы не пошутить — все развлечение. С тоски здесь можно умереть. Это всего лишь шутка. Впрочем, вас зовет Микадо.
Юришич обернулся. Майдак его не звал: рассевшись на дровах, он только пожелал ему доброе утро. Но посмотрел он на него в самом деле так, как будто хотел с ним поговорить.
— Не много ли шуток для несчастного человека, который безусловно невиновен!
— Этого вы не можете знать. Если он невиновен, значит, я тоже ни в чем не виноват, — спешит договорить Рашула, потому что Юришич уже повернулся и зашагал по двору, где прежде Рашула прогуливался с Пайзлом.
Рашула не очень доволен собой. Не слишком ли он выказал перед Юришичем свою ненависть к Мутавцу? Но иначе он не мог. Юришич все равно не верит ему. Будь начеку, Рашула! Быть может, из-за Юришича не следовало устраивать сцену с женой Мутавца? Да и с Пайзлом надо быть осмотрительнее. Но он сам его спровоцировал. О том и речь, чтобы не поддаваться провокациям. Надо осторожно, с максимальной терпимостью, с лаской идти к цели, говорил он себе, думая при этом о Микадо. С этим неуправляемым, глупым спиритистом можно кое-чего добиться. Когда вчера все кругом смеялись, Микадо одобрительно отнесся к нему, потому что он был единственный, кто поверил, что Микадо обладает какой-то таинственной силой. Сегодня утром он, правда, снова упрекнул его из-за Мутавца, но все это можно загладить, и сделать это надо при первом же удобном случае. Рашула улыбается, он снова полон оптимизма. Закурил сигарету, прошелся мимо Юришича и Майдака, взглянув на последнего прямо-таки по-дружески: