Императорское королевство - страница 34

— Что это у вас, господин Майдак?

Майдак действительно держал в руках какой-то предмет, весьма необычный в тюремных условиях. Ничего не ответив, он быстро спрятал его. Рашула, избегая показаться надоедливым, повернулся, пошел дальше и сел рядом с Розенкранцем.

Несколькими минутами раньше Майдак, по своему обыкновению мечтательно расхаживая по двору, нашел близ железных ворот, ведущих во внутренний двор, ощипанный трупик канарейки. Задумался. Ему показалось, что его долг закопать канарейку во дворе, и он решил посоветоваться с Юришичем, не возбраняется ли это.

— Да закопайте, чего там! — говорит ему Юришич рассеянно. — Но к чему вам это? Опять дадите повод для насмешек!

— Ия так думаю, — покорно соглашается Майдак, — но что же делать? Не кажется ли вам, что и у канарейки есть душа? Ведь еще ночью она так великолепно пела.

Он потупился, чувствуя, что сказал что-то лишнее. Юришич не признает его спиритизм, а утверждение, что у канарейки есть душа, ему самому казалось мистическим.

— Да, пела, и я слышал, но что с ней случилось?

— Наверное, сыч задушил! — опечалился Майдак. — Так бывает. Вот ее и выбросили. Но как сыч мог пробраться в клетку? Сколько в жизни неразгаданного! — Юришич ему не возражал, и он расхрабрился. Ему не терпелось оседлать своего любимого конька, ради чего он и затеял разговор с Юришичем. — Вот господин Петкович, что он такое, как не тайна? — Он хотел сказать «транс», но не посмел.

Теперь и Юришич вгляделся в него внимательнее. Недавно ему Майдак рассказывал, как однажды майским утром, еще на свободе, он вышел на балкон своего дома и, увидев утреннюю звезду — планету Венеру, почувствовал, что она благоухает, словно роза.

Юришич попытался разуверить Майдака в этом, как и во всем, чем он восторгался, однако этот человек, несмотря на все свои слабости, был ему симпатичен: какая-то чудесная поэтическая противоположность всему этому прозаическому скопищу вещей и людей, которые его окружали. Но что означает эта поэтичность, как не попытку уйти от реальности, в которую следует всматриваться с удвоенным вниманием? Майдак всегда ему казался жертвой собственных мечтаний — на воле, где он был торговцем, и здесь, в тюрьме. Все это заблуждение, сказал он ему вчера, когда Майдак уверял, что действительно находился в гипнотическом сне. Если он и вправду заснул, то сам он меньше всего мог знать об этом. Так думает сейчас Юришич и смотрит, как Майдак опять вытащил из кармана канарейку и гладит ее по ободранной спинке, точно раненого котенка.

— Может быть, это вовсе не тайна, господин Майдак, души часто и у людей нет, не говоря уж о птицах.

— Есть, есть, и во много раз чище, чем у людей! — Майдак смотрит на него из-под опущенных ресниц и, подвинувшись ближе, шепчет, как во сне. — Все время, пока вас не было, Рашула и Мачек спорили о Петковиче, выясняли, сумасшедший он или просто симулирует. Рашула говорит — симулирует. А что вы думаете, господин Юришич?

— Рашула так говорит? Я думаю, Рашула негодяй, человек без души.

— Она у него есть, только от злого духа. Но вот Петкович, — воодушевился он, — у него душа чистая, как роса. Я все думаю, что она, как роса, испаряется на солнце и поднимается ввысь и, кажется, растворяется во мгле.

— Дались вам эти дивные высоты во мгле! Спаси вас господь от них! Вы неисправимый мечтатель! Посмотрите лучше, что это с Мутавцем? Съежился, как будто ему холодно! А что у него в руке?

— Картинка какая-то, жена ему принесла, — невольно вздохнул разочарованный Майдак и снова осторожно, как в могилу, опустил канарейку в карман.

— Здесь была его жена?

Против воли, но подогреваемый чувством неприязни к Рашуле, Майдак рассказал Юришичу все, что случилось в связи с приходом жены Мутавца. При этом он испуганно поглядывал на Рашулу, как бы тот не услышал. Но Рашула был увлечен оживленным разговором с Розенкранцем.

— Гадко, очень гадко, не правда ли? Картинку она хотела ему дать, а не письмо.

Юришич почувствовал такое отвращение и злобу, что ему захотелось тут же излить свой гнев на Рашулу. Но из угла двора раздался смех — внезапно, неожиданно, так что даже Рашула отошел от Розенкранца и заинтересовался, что там происходит. И сам рассмеялся, услышав смех Мачека.