Императорское королевство - страница 35
— Ну, прямо как ребенок, чистый ребенок, — смеется Мачек и, радуясь, что может угодить Рашуле, рассказывает, как Ликотич признался, что болен сифилисом. — Совсем как несмышленый ребенок.
— Это возмутительно, я этого не говорил! — беснуется Ликотич, стоит столбом, мрачно озирается ввалившимися глазами, а шея у него скрипит. — Хватит с вас одного дурака Мутавца!
— Оставьте Мутавца в покое! — смеется Рашула, поглядывая в сторону Юришича. — Нигде не написано, что среди нас должен быть всего один дурак.
— Да он всерьез взялся за Мутавца! — поднялся с дров Юришич, не отводя глаз от Рашулы, что заставило того реагировать, хотя вначале он притворялся, будто ничего не замечает. Он догадался, что Юришич все выведал у Майдака.
— Что вы сказали?
Юришич резко отвернулся от него. Но прежде из своего угла появился Мутавац, он тащится вдоль стены, лицо у него такое страшное, что, кажется, это лицо мертвеца, а жизнь теплится только в теле, которому оно принадлежало.
— Памятник вашей подлости! — с горечью говорит Юришич Рашуле и поворачивается к Мутавцу. Куда же он? В камеру? Но нет, он идет прямо к водопроводному крану, пить захотел, наверное.
Так оно и есть. Все утро голодному Мутавцу нехорошо, в горле сухо, надо выпить хоть несколько капель воды, может быть, тогда ему станет лучше. Он сложил ладони ковшиком, но руки дрожат, вода проливается, протекает между пальцев, как сквозь сито.
— Принести вам стакан, господин Мутавац? — приблизился к нему Юришич.
Но Мутавац уже кое-как напился и отрешенно смотрит перед собой в стену. Здесь, рукой достать, вбит крюк, и на нем висит замотанная веревка, старая, потертая, с множеством узлов. Она служит жене начальника тюрьмы для сушки белья.
— Не-е-ет, бла-го-да-рю, — перепугался Мутавац. — Благодарю.
— Ну, а почему вы так засмотрелись на веревку?
— На какую веревку? — он тупо уставился на Юришича.
Скорее всего он даже не обратил внимания, на что смотрит, подумал Юришич и удержал Мутавца, собиравшегося отойти в сторону.
— Послушайте меня, господин Мутавац! Вы знаете, я не Рашула и никогда не сделал вам ничего плохого. Больше того, я часто защищаю вас. Я узнал, как Рашула сегодня утром поступил с вами и вашей женой, за это я его призову к порядку.
— Н-н-е-е-т…
— Что нет?
— Б-б-будет еще хуже.
— Хуже быть не может. Но вот что я хотел вам сказать: надо бы вам показаться доктору.
— Н-н-н-ет, — стонет Мутавац. Он уже раз ходил, но доктор его прогнал. Наверное, смерть лучше, чем больница. Неспроста он минуту назад таращился на веревку. Тогда к нему подкралась мысль, что следовало бы отрезать от нее кусочек и повеситься в укромном месте. Да, но Ольга? От этой мысли его затрясло. Но почему Юришич настаивает на визите к доктору? Разве он так страшно выглядит? — Не-е-ет.
Такое упрямство угнетало и даже раздражало Юришича.
— Что вы заладили «нет», «нет», как будто я вам зла желаю. Вникните в то, что я вам говорю! Я говорю не как Рашула и в самом деле не считаю, что ваша жена передала вам тайком какую-то записочку. Я слышал, она вам картинку принесла. Но могло ведь так получиться, что она все-таки успела сунуть ее куда-нибудь, а охранник намеренно не захотел ее найти. Спрячьтесь и хорошенько поищите, может, в ней что-то важное.
С диким ужасом уставился на него Мутавац. Порой у него возникало какое-то доверие к Юришичу, но сейчас оно напрочь исчезло. Уж не подослан ли он охранниками, а может, самим Рашулой? Писари говорили, что он недавно стоял с Рашулой, и они упоминали его имя.
— Н-н-н-н-е-ет… — сипло простонал он, пошарил по карманам и вытащил картинку. — Во-о-от, это от нее.
— Но это вы потом получили от нее, — напомнил Юришич, которому от Майдака стала известна и эта деталь. Он оскорбился, догадавшись, что Мутавац ему не доверяет. — Если бы вы мне так верили, как в эту картинку, вам определенно было бы лучше, господин Мутавац. Но куда вы идете? Неужели опять в свой угол? Разве нет другого места?
Мутавац почувствовал облегчение, что можно уйти. Он направился к дровам, собираясь посидеть там. Но в последнюю минуту заметил, что там сидит Рашула с Майдаком, поэтому он повернулся и поплелся в свой угол.