Индийский хлопок и британский интерес. Овеществленная политика в колониальную эпоху - страница 5

) назад таким образом, чтобы кто-то другой смог увидеть их», и тогда их последователи быстро продвинутся по уже «знакомым» дорогам и привезут домой «новые куски карты». Латур пишет: «невозможно дать определение тому, что называется „знанием“, без объяснения того, как оно добыто. Иными словами, „знание“ не может быть описано само по себе или как оппозиция „незнанию“ или „вере“, необходимо представлять полный цикл его обретения» [Латур 1999: 220]. В колониальном контексте, где расстояния, пространственный разрыв между нуждающимися в знании колонизаторами и местами его обретения были весьма велики, вопрос придания информации видимой, осязаемой, а главное, компактной и транспортабельной формы был очень актуален. И главными способами такого преобразования были картография, создание коллекций артефактов и собрание словесных описаний/перечней увиденного. Первая позволила придать необъятным пространствам вид плоского листа бумаги, на котором уместились расстояния в сотни и тысячи миль, и который можно было сложить, соединить с другими, пришпилить на стену. Латур продолжает: «Задача доминирования над землей по сложности не уступала аналогичной цели контролирования экономики территории. Не существует телескопа, чтобы увидеть ее, коллекций, чтобы собрать ее, экспедиций, чтобы зарисовать ее план. И в этом случае наука вновь предлагает метод трансформации всего, что люди производят, продают или покупают, во что-то, что можно мобилизовать, собрать, заархивировать, закодировать, пересчитать и продемонстрировать. Одним из таких методов являются исследования путем многочисленных и единообразных опросов…» и сведение полученных данных воедино [Там же: 227]. Даже начальные практики освоения новых земель, в результате которых британцы, не всегда возвращавшиеся назад, не оставляли на них никаких других следов-маркеров, кроме могил, были связаны с целым набором специфических европейских предметов, путешествовавших вместе с ними.

По мере все более активного проникновения на новые территории, узнавания и понимания их «назначения» и «пользы» происходило наращивание материального присутствия колонизаторов. Пришедших становилось больше, они задерживались в Центральной Индии надолго, вели бизнес и брали бразды правления в свои руки, и в результате могилы превращались в кладбища, появлялись колониальные бунгало и «белые» районы на окраинах туземных городов; создавалась разветвленная коммуникационная инфраструктура. Накапливавшиеся вещественные «улики» свидетельствовали о постепенном изменении положения европейцев в Центральной Индии: от заезжих путников в середине XVIII в. до полноправных правителей век спустя. Трансформация статуса британцев и сопутствующего ему визуального ряда на этих землях определила логику настоящего повествования, пять частей которого выстроены в хронологическом порядке.

Однако выработка стратегий деятельности британцев в колонии происходила не только на территории Индии, но и на островах туманного Альбиона. В описываемый период истории двух стран оказались крепко переплетенными, хотя чаще всего они пишутся отдельно. Примечательно, что даже когда речь идет о единовременных событиях в одном месте, на страницах многих книг они оказываются разъединенными. Когда Дж. Ф. Ройл вел рассказ об экспериментах с хлопчатником в Центральной Индии, он подробно описывал ландшафт этих земель, геологическое строение, состав почв, климат и непосредственно различные мероприятия англичан по культивированию этого растения. Однако он ни словом не упомянул, что все это происходило на территории Нагпурского княжества, во главе которого стоял раджа Рагхуджи III [Ройл 1851]. Также и немногочисленные истории этого княжества, как правило, посвящены политическим событиям, и британцы в них фигурируют по большей части как воюющая сторона, союзническая сила или контролирующий орган при дворах князей. Но они не сообщают, за редким исключением, что в это же время британцы обследовали территории, обсчитывали земли, налаживали почтовую связь, прокладывали дороги и т. п.

Во второй половине XVIII – начале XIX в. отсутствием технических возможностей для налаживания быстрых средств связи и соответственно недостатком действенных рычагов для контролирования из Лондона ситуации в колонии объяснялся высокий уровень независимости и властного потенциала индийской администрации, которая принимала многие решения по насущным и неотложным проблемам на свое усмотрение и самостоятельно определяла векторы внутренней политики на полуострове. С появлением современных средств коммуникации, увеличением скоростей, оформлением границ и территориально-административного устройства Британской Индии ситуация стала меняться. Как отмечает Дхарма Кумар, один из авторов «Кембриджской экономической истории Индии», с середины XIX в. в Индии наблюдался интенсивный процесс централизации управления. Контроль Лондона за Индией и Калькутты за провинциями был очень жестким [Кумар, Десаи 1989: 907]. Именно на уровне британского парламента, министерства по делам Индии, Совета при генерал-губернаторе, а затем вице-короле принимались решения, которые задавали и определяли направление и общие контуры британской деятельности в Индии. Объектом унифицированной, общеиндийской политики оказались и территории Центральной Индии после их присоединения к имперским владениям. Чем жестче была связь между метрополией и колониальной окраиной, тем больше событий, имевших отношение к Индии, происходило в Великобритании. Этим объясняется параллелизм исследования, место действия которое сосредоточено на двух концах евразийского континента.