Инквизиция и инквизиторы во Франции - страница 21

Кто-то из инквизиторов искренне полагал, что собирает улики против подозреваемых ради спасения их душ, кто-то цинично делал собственную карьеру. Но, так или иначе, инквизиторы всеми средствами поддерживали свой образ стражей веры и блюстителей чистоты человеческих помыслов и в этом весьма преуспевали.

Конечно, инквизитор не мог вести все дела в одиночку, поэтому важная роль в добыче доказательств вины еретика отводилась сотрудникам инквизиционного трибунала.

Собранный следствием материал передавался квалификаторам, которые решали, следует ли предъявлять подозреваемому обвинение в ереси. Далее, если квалификаторы выдвигали решение не в пользу подозреваемого — а так обычно и бывало, — инквизитор отдавал приказ об аресте. Нетрудно догадаться, что находящийся на жалованье у инквизитора квалификатор — даже в том случае, когда дело было шито белыми нитками, — не имел никакого желания выступать против своего начальника, который приложил столько стараний, чтобы изобличить еретика.

Но изыскания инквизитора, на основании которых делал свои выводы квалификатор, составляли только первую часть следствия. Дальнейшее следствие велось при непосредственном участии в нем подозреваемого и строилось на допросах, которые делились на две категории: обычные (словесные) и пристрастные (с применением пытки).

После ареста подозреваемого отправляли в тюрьму. Нередко у инквизиции были собственные тюрьмы, но в небольших населенных пунктах или в бедных регионах (тюрьмы инквизиции содержались на местные средства) подозреваемые в ереси содержались отдельно от других заключенных в городской тюрьме.

Задача допроса состояла не только в том, чтобы добиться от арестанта признания в ереси и выдачи своих сообщников, но и, получив его искреннее раскаяние, склонить его к примирению с католической церковью.

Инквизиторы, не имея ни малейшего понятия о термине «психологическое давление», который родился только в XX веке, умело пользовались этим средством, доходя на практике до наиболее эффективных методов воздействия на арестанта. В основе допроса лежало стремление сломать волю человека, и здесь все средства были хороши.

Попавший в руки инквизиции человек понятия не имел, кто на него донес, — такова была своеобразная инквизиционная «программа защиты свидетелей». «Инквизиция не может быть подлинно действенной, если не держит в тайне своих свидетелей. Это было очевидным с самого начала ее деятельности», — пишет испанский иезуит Б. Льорка, оправдывая этот щекотливый момент.

Причем имени доносчика не знал никто, кроме инквизитора, — ни квалификатору, ни обвиняемому, ни его защитнику (если таковой наличествовал) оно не сообщалось. Доносчикам инквизиторы заботливо говорили, что их свидетельства следует держать в строжайшей тайне, чтобы не навлечь на себя гнев родственников еретика или его сообщников. Но, разумеется, дело было не только и не столько в желании уберечь своих информаторов, хотя, конечно, анонимность определенным образом защищала доносчика.

Инквизиция таким образом обеспечивала максимальный комфорт следствию. Анонимность дезориентировала арестанта, повышая вероятность его признания в преступлении, сводила к минимуму его возможности бросить доносчику встречное обвинение и затянуть следствие.

Никаких очных ставок между свидетелями обвинения и арестантами не проводилось. Единственный шанс аннулировать показания против себя у подозреваемого был, если он назовет доносчика в числе своих личных врагов, которые могли из соображений мести оклеветать его. В этом случае обвинение теряло силу. Впрочем, даже если доносчик и оказывался в этом спасительном списке, сразу об этом арестанту не сообщалось. Допрос продолжался еще некоторое время, дабы не упустить потенциального еретика, и некоторые, не зная, что показания против них уже потеряли силу, неосторожными высказываниями давали повод к новым обвинениям.

Доносчики довольно быстро почувствовали себя на особом счету. Инквизиция, как могла, демонстрировала свое положительное отношение к ним. Одни и те же доносчики поставляли (иногда с завидной регулярностью) все новых и новых еретиков — порой накрывая целые секты эффективнее собственных шпионов инквизиции, а иногда и ввергая в ад инквизиционного преследования добропорядочных католиков. Взамен они получали незначительные преференции, что, впрочем, — в случае, если донос следовал на самого доносчика, — мало помогало. Как уже говорилось, благосклонность служителей Святого Официума носила крайне зыбкий характер и могла исчезнуть в один момент, если доносчик сам становился подозреваемым в преступлении против веры.