Иннокентий Смоктуновский - страница 10

Чайковский

Чайковский

Чайковский

Чайковский

Но вместо ожесточения и злобы они сыграли до такой степени пронзительно русский сюжет. По поводу взаимоотношения зэка и конвоира, того, кто сидит и у кого сидит. И чем это может кончиться. А на самом деле это не частная ситуация, это образ. Еще один, то есть комическая изнанка архипелага ГУЛАГа. А для того чтобы ее сделать и для того чтобы не перегрузить это серьезностью и злобой, нужно иметь очень подлинную человеческую душу. Вы посмотрите, как они это делают, с каким невероятным моцартианским изяществом они это играют. Вот я вспомнил слово «Моцарт», да? И когда думаешь об Иннокентии Михайловиче, о том, каким явлением он был в нашей жизни, в нашей среде, то, может быть, самое близкое определение его существования в нашем мире — это Моцарт.

Чайковский

Романс о влюбленных

Я помню, как мы надрывали животики во ВГИКе, когда нам показали оперу «Моцарт и Сальери», где Смоктуновский пел. С нами делалось что-то невиданное: мы катались по полу от хохота и нещадно бились башкой о паркетный пол. Это было следствием нашего глобального идиотизма. Нашего глобального непонимания, что такое хорошо и что такое плохо. Потому что в этой действительно очень странной, полубезумной картине удивительно ясно читается эта моцартианская энергия души Иннокентия Михайловича. Именно моцартианская энергия его души.

Романс о влюбленных

И когда я думаю о великой славе Иннокентия Михайловича, когда я думаю о том грандиозном влиянии, которое он имел на огромное количество простых советских людей по всему этому огромнейшему пространству Советского Союза, мне невозможно представить себе какой-нибудь величественный памятник, которым наградили бы его благодарные зрители.

А самое главное, он бы дико смеялся по поводу такого пафосного выражения благодарности к нему. И я думаю, самая трогательная, самая нежная, настоящая благодарность людей Иннокентию Михайловичу и отношение Иннокентия Михайловича к собственной славе и собственному величию опять-таки выражено в этой грандиознейшей картине Эльдара Александровича Рязанова «Берегись автомобиля», когда Деточкина сначала приветствует зал за Гамлета, что было на самом деле. Огромнейший зал Советского Союза приветствовал его. И когда его везут в тюрьму — а всех нас повезут по этой дороге — и он вспоминает свой успех. Это удивительно! Удивительно пронзительные, тончайшие, в самую сердцевину сознания человеческого вещи.

Легенда о Тиле

Легенда о Тиле

Ну вот, и после всех этих булычовских страданий и домашних побед кончилось все дело печально. Потому что было принято решение, что меня надо выгнать из кино по явной такой публичной профнепригодности. Дурака такого, которому кто-то дал, как сказал тогдашний председатель Государственного комитета СССР по кинематографии Филипп Тимофеевич Ермаш в одной из своих речей: «А кто дал Соловьеву лицензию на отстрел классики?» Но выгнать из кино можно одним-единственным способом — прогнать с «Мосфильма». И у меня отобрали мосфильмовский пропуск. Но ситуация была тоже изящной и странной: руководители кино и руководители телевидения ненавидели друг друга. Поэтому все, что было плохо в кино, на некоторое время становилось вполне приемлемо для телевидения. И когда этот слух о том, что меня поперли из кино, докатился до в то время руководителя ТВ Лапина, — Лапин сказал: «Ну тогда найдите ему какую-нибудь работу. Пусть что-нибудь сделает». Мне подыскали экранизацию пушкинскую «Станционного смотрителя», телевизионный фильм. И я уже стал номенклатурой телевидения, но фокус-то был в том, что телевидение — тогда телевизионное кино — в основном базировалось опять-таки на «Мосфильме». И мне опять выдали пропуск на «Мосфильм»… Но там я уже был как представитель телевизионного кино и как работник объединения «Телефильм»…

Принцесса на горошине

Мертвые души

Дамский портной