Институт благородных убийц - страница 12

Сегодня я написал перед тем, как завалился спать:

Подсчитали с матерью сумму, которую потратили на Зинаиду за год. Квартплата, лекарства, кое-какая одежда. Продукты. Минимальный ремонт.

Хоть и солидная для нас цифра, но не катастрофическая. При таких темпах мы останемся в минусе лишь через семь лет. Но семь лет для нас – недосягаемая величина. Для меня, по крайней мере, точно. Я сойду с ума раньше. Чувства сейчас: только безысходность и страх. Еще усталость. Дергалась вчера щека, надо бы поесть таблетки.

Утро в день аптеки всегда другое, чем в день стройки. На работу нужно к десяти, поэтому в квартире перед выходом вовсю уже кипит жизнь. Мать, если ей не нужно в этот день в ателье, кашеварит, подвязав халат одним из шнурков, что валяются в изобилии вокруг ее машинки. Волосы лохматые (она приводит их в порядок, только если выходит из дому), лицо, еще не намазанное, выглядит молодо. Она исхитряется так краситься, что с макияжем выглядит хуже, чем без. Лера с подвернутыми в пучке на три раза волосами, ассистирует ей – режет лук или взбивает яйца для омлета. В моем присутствии они не решаются готовить порознь, и потому на завтрак в день аптеки я получаю плод их совместных усилий – горячие бутерброды или какую-нибудь сложносоставную яичницу. Радио работает на полную громкость, голос диктора сливается вместе с музыкой из телевизора, что урчит в маминой комнате, в докучливую какофонию. Я прошу маму выключить или радио или телевизор, а лучше и то и другое – она в ответ всегда удивляется. Поражают меня люди, которым шум не мешает. Я одеваюсь более аккуратно, чем на стройку, но не намного – все равно сверху придется накинуть халат.

Аптека встречает режущим глаз электрическим светом и ощутимым холодом. Под халатом у меня всегда поддет лишний теплый свитер. Вместе со мной работают посменно две женщины-аптекарши, мне больше нравится Людмила (вытянутое лицо с лошадиной челюстью, жалостливые глаза, говорит в нос). Клиенты тоже к ней тянутся, когда с ней общаешься, кажется, что она тебе сочувствует. Но сегодня работает неприветливая Света, с прокуренным голосом и неистребимым запахом изо рта, который, как я понимаю, следствие плохой работы ее желудка. В помещении для персонала, тесной комнатке, где стоят грязные чашки из-под кофе, а пол усыпан скомканными бумагами, что выпадают из мусорного ведра, которое никто не хочет выносить, я лениво надеваю свой халат. Работа в аптеке – работа на зевке, работа через не хочу. Денег платят анекдотически мало. Мог ли я подумать раньше, что с боPльшим энтузиазмом буду ездить на стройку?

С десяти до десяти я разъясняю клиентам, что есть влажный кашель, а что сухой. Это составляет львиную часть моих служебных обязанностей. Еще спрашивают – какие витамины взять. Или можно ли смешивать лекарство с алкоголем. Иногда приходится померить посетителю давление и посоветовать ему половинку таблетки «Андипала». И каждый второй, конечно, норовит купить лекарство из рекламы. Подавляя раздражение, разъясняю, что телевизор – не доктор и что прежде, чем есть что попало, неплохо бы нанести визит к врачу. «Фармацевт-консультант» – лучшее предложение по работе, которое я получил, несмотря на свой врачебный диплом рентгенолога и три месяца ординатуры в Нижнем Новгороде.

После того как моя ординатура внезапно оборвалась, в Петербурге я не пришелся по вкусу ни одной клинике, ни частной, ни государственной. Все, что мне оставалось, – или менять специальность, или довольствоваться работой торговым представителем, разъезжая по городу. Через несколько месяцев поисков я готов был уже на что угодно, и тут подвернулось сразу два предложения – стройка (спасибо Толику) и аптека. Аптеку подогнала мать, ее знакомой срочно требовался специалист. Не важно какой, лишь бы продавал препараты и имел на руках хоть какой-нибудь медицинский диплом. То, что я рентгенолог, а не фармацевт, ее не смутило. В результате я уже скоро год как стою за стойкой и читаю нотации покупателям, чтобы умерить их аппетит в лекарствах.

В детстве я всегда знал, что буду врачом. Мне не трудно было выбрать эту специальность – у ребенка, который живет от капельницы до укола, в промежутках терпя осмотры и принимая таблетки, не много вариантов для выбора будущей профессии. К восьми годам я уже неплохо понимал, о чем говорят доктора, когда шепчутся с мамой. У меня была коллекция подаренных мне терапевтом шприцев – я умел с ними обращаться. Доходчиво и внятно я мог изложить симптомы, которые запрашивал врач, маме не приходилось краснеть за меня на осмотрах. Померить самому себе давление – пожалуйста. Сто сорок на восемьдесят многовато для меня, а сто двадцать на семьдесят – в самый раз, это я тоже знал. Я жил медициной и никогда не помышлял о другом ремесле. Я смотрел на будущую профессию широко, в детстве мне было не важно, что лечить. Кардиолог – прекрасная профессия. Хирург – тоже неплохая.