Институт благородных убийц - страница 13

стр.

Мама же подходила к вопросу более практично. Несмотря на то что к шестнадцати годам я был уже вполне крепкий мальчик, болезнь в котором лишь изредка пульсировала нервным тиком, страх за мою жизнь в ней остался. На 2-й мед она согласилась скрепя сердце. Когда же, будучи уже двадцатидвухлетним едва ли не крепышом с дипломом об окончании медицинского вуза по специальности «Лечебное дело» на руках, я задумался, кем быть, она в волнении закусила удила. Районным терапевтом – не дай бог! Никогда ее сын не станет ходить по вызовам в дождь и слякоть, терпя невыносимые физические нагрузки, промокшие ноги и нищенскую зарплату. Скорая еще хуже участка, потому что там придется дежурить и ночью. При слове «реанимация» она вообще закатывала глаза – реанимация не для таких психически хрупких молодых людей, как я. А работа рентгенолога виделась ей в ореоле почета, финансовой стабильности и относительного спокойствия. По-видимому, ей грезилось, как я, сидя в белоснежном халате и потягивая кофе, созерцаю не спеша черно-белые снимки, а больные и их родственники исправно снабжают меня деньгами в конвертах сверх зарплаты. А облучение – так оно не так опасно, как стресс, который испытывает, например, хирург. Известно, что рентгенологи живут дольше других докторов. После недолгих, но жарких споров я отправился получать сертификат специалиста по лучевой диагностике в Нижний Новгород. Главная причина, по которой мы (точнее – мама) выбрали Новгород, – наличие бюджетных мест в ординатуре при их академии. В Петербурге с этим делом было абсолютно глухо. Мама расстаралась, реанимировала все мало-мальски важные связи и выбила для меня бесплатное обучение, смешав в равных долях подкуп и жалобы на тяжелую жизнь. Мне дали комнату в общежитии и обязались обучить всем премудростям ремесла за два года на кафедре самого С-кина. Теория не давалась мне тяжело. Что касается практики, то, собственно, в местном противотуберкулезном диспансере, где я по большей части стажировался, к снимкам меня поначалу почти совсем не допускали, ограничив сферу моих служебных дел поручениями на подхвате. Никто особого внимания на меня не обращал, и повышение квалификации зачастую сводилось для меня к пребыванию на рабочем месте.

Первые два месяца обучения были отмечены для меня лишь латентным конфликтом с С-киным, который, мельком взглянув на снимок тридцатисемилетней женщины, буркнул: «Верхнедолевая пневмония», в то время как я, желающий выслужиться, решительно заявил: «Очаговый туберкулез» – и обратил его внимание на следующий факт из заключения рентгенологического исследования: «В верхушечном и заднем сегментах верхней доли правого легкого на фоне усиленного и деформированного рисунка различных размеров присутствуют очажки уплотнения с нечеткими контурами; в то время как увеличенных лимфатических узлов в корневой зоне и средостении не определяется». Тогда мне казалось, что я молодец и что мой верный диагноз добавит мне очков, но С-кин с того дня стал здороваться со мной сквозь зубы.

Беда, что приключилась со мной на исходе месяца нелюбви ко мне С-кина, грянула свыше, с самых заоблачных вершин власти. Поначалу, правда, казалось, что меня она коснуться никак не может. У нас должна была случиться проверка, к нам ехала комиссия во главе с министром – от Самого. Высший персонал насупился и стал все чаще обсуждать что-то, закрывшись ото всех в кабинетах. Уже шептались сестрички в коридорах о том, что главврача могут снять, да и поделом ему. Говорили, что нас будет снимать ни больше ни меньше – Первый канал. Изрядно осунувшийся, с испортившимся цветом лица главврач созвал на собрание всех, включая даже интернов и ординаторов. Во время присутствия комиссии от нас требуется следующее, сказал он, прожигая нас, замерших перед ним в оцепенении, взглядом. Персонал диспансера должен усвоить – в их больнице всё хорошо. Абсолютно всё. Это касается и оборудования, и вопросов чистоты, и экономики. Каждый сотрудник вне себя от радости, что работает здесь. А чтобы в случае чего эту радость можно было подтвердить, нам выдадут справки о зарплате (ясно, что интересует эти правительственные комиссии), цифры в которых, само собой, будут несколько отличаться от реальных зарплат в лучшую сторону. А что касается интернов и ординаторов, от нас требуется одно: по возможности вообще не открывать рот, если не хотим потом пожалеть, что появились на свет. А теперь мы можем идти и начинать драить все подряд. Больница должна сверкать.