Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - страница 14
«Первый день Володи в гимназии» изображал маленького гимназиста, огорченно смотрящего на пустой пакет и на удирающих товарищей, державших в руках пирожки.
Когда Саша начал читать ядовитую критическую статью на рассказ Кубышки на, Володя насторожился. Он впервые слышал разбор произведения, да еще своего. Он перестал жевать булку с маслом, подпер голову рукой и огорченно вслушивался в каждое слово.
Мария Александровна настороженно следила за тем, как менялось выражение лица Володи.
Володя сначала потупился, потом встряхнул вьющимися волосами. Аня молча улыбалась, стараясь скрыть смущение».
Володя пробовал писать рассказы, Аня увлекалась стихами. Что они из себя представляли, можно судить хотя бы вот по этому ее опыту:
Еще один примечательный момент. Володя не столько играл в свои игрушки, сколько ломал их, стараясь заглянуть внутрь: что там? Любил сам делать различные игрушки. Правда, получались они всегда корявыми и тяжеловесными. Но родители никогда не выбрасывали их, без конца расхваливая «творчество» своего чада. По чертежам «Детского чтения» он смастерил ходули, вырезал лодочки, кубики. Но все они ему быстро надоедали.
Впрочем, как пишет Вечтомова, ему «все надоедало, кроме солдатиков. Их он вырезал из плотной бумаги и раскрашивал. Каждый полк был своего цвета. В солдатики играли все — и старшие, и младшие. Сашиными предводительствовал Гарибальди, Володиными — Авраам Линкольн, Гранд и Шерман. У Ани и Оли испанские стрелки воевали против Бонапарта. Это были очень разные дети, а Мария Александровна не подгоняла их души под один средний ранжир, отдавала им только свое главное — любовь к работе, к учению. Не выносила, когда кто-нибудь болтался без дела…».
Пожалуй, на это увлечение Володи тоже стоит обратить внимание. Он не просто любил играть в солдатики, он обязательно хотел быть «самым главным командиром», и страшно огорчался и нервничал, когда проигрывал.
Чего не отнять было у Володи, так это силы воли. Он поражал ею всех. Порой это выглядело даже смешно и нелепо, и уже тогда в нем можно было обнаружить признаки фанатизма.
Крупская вспоминала:
«Ильич рассказывал мне как-то: «Любил я очень коньки, но увидел, что это мешает учиться, — бросил». Он страшно любил читать, книги захватывали его, увлекали, говорили о жизни, о людях, ширили горизонт, а учеба в гимназии была скучная, мертвая, приходилось брать себя в руки, чтобы заучивать всякий ненужный хлам, но у него был заведен такой порядок: сначала уроки выучит, потом за чтение возьмется. Держал себя в руках. Время экономил. Когда читал, очень сосредотачивался и потому читал очень быстро. Делал для себя выписки из книг, старался тратить на запись поменьше времени. Кто видел почерк Ильича, знает, как он своеобразно сокращал слова. Благодаря этому он мог записывать то, что ему надо, очень быстро.
Сильную волю он в себе выработал. Что скажет — сделает. На его слово можно было положиться. Как-то, мальчиком еще, он попробовал курить. Увидя его как-то курящим, его мать, Мария Александровна, очень огорчилась и стала просить его: «Володюшка, брось курить».
«Володюшка, брось курить» — в этом была вся мать Ульянова-Ленина. Даже об этом его, ребенка, просили. И сколько бы ни писала о «самом человечном из всех людей» большевистская пропаганда — эгоизм, самолюбие, вседозволенность были заложены в него еще в самом раннем детстве.
Та же Крупская пишет:
«Илья Николаевич, обращая внимание на то, чтобы Владимир Ильич хорошо и упорно учился, все же старался воспитать в нем, как того требовал Добролюбов, сознательное отношение к тому, чему и как его учили в школе… Илья Николаевич любил поддразнивать Володю и шутя ругал гимназию, гимназическое преподавание, очень остро высмеивал преподавателей. Володя всегда удачно парировал отцовские удары и в свою очередь начинал говорить о недочетах низшей школы, иногда умея задеть за живое отца».