Ипохондрия - страница 5
Этим утром Пётр был бодр и энергичен как никогда прежде: ничего не болело, ничего не ныло; душе хотелось петь, сердцу танцевать, а в голове была лишь одна мысль: «Ах, друзья мои, какова поэзия!». Парень даже поцеловал тоненькую ручку милой подруги своей, а Николая одарил тёплыми дружескими объятиями. И делал он всё это абсолютно искренне, несмотря на то, что сентиментальность этому человеку никогда не была свойственна.
Глава 6
Тем же утром Альберт объявил о своём предстоящем отъезде из Петербурга. Эта встреча была последняя для друзей на ближайшую неделю. Альберт, словно заботливый родитель, наказал Петру не унывать и посоветовал на это время полностью отдаться учёбе.
Сумерки неумолимо приближались. Вечерний Петербург фанфаронил своим семенящим фонарным светом: множество маленьких, но ярких огоньков покрывали весь город. Казалось, словно тысячи крошечных человечков объединились между собой, дабы станцевать фееричный вальс, посвящённый уходящему солнцу. Дворовую тишину нарушало практически всё: громкий говор молодёжи, нервный лай собаки или же неприятный для ушей свист разгулявшегося ветра. Люди, несмотря на довольно поздний час, всё шли и шли куда-то. Вот же неугомонные существа!
Пётр тоже медленно расхаживал по улице, наслаждаясь вечерней свежестью. У него не было никаких особо дел, и он ничего не искал в этих серых Питерских дворах. Он гулял лишь с одной целью – для парня вечерний моцион уже стал своеобразной традицией. Его рыжие патлатые кудри изредка подскакивали на прохладном ветру, а красно-бурое шерстяное пальто выполняло роль флюгера, гармонично расстилаясь по направлению воздушной длани. На смуглое веснушчатое лицо падали редкие капли дождя, стекавшие с мокрых кончиков волос. Минуя многочисленные лужи и дорожные выбоины, Пётр постепенно приближался к своему дому.
Вскоре мир вновь погрузился во тьму, а над головами миллионов людей патетично возвысилась гордая луна. Доселе пустой небосвод наполнился неисчислимым количеством звёзд: маленькие серебристые точки располагались на бесконечном небе столь хаотично, словно какой-то уличный художник пару раз небрежно взмахнул рукой, всюду расплескав имевшуюся на тонких щетинках кисти белую краску.
«А звёзды ведь очень похожи на людей, – размышлял Пётр, разглядывая ночное небо. – Их, так же, как и нас, миллиарды. Каждая маленькая звёздочка – часть огромного звёздного мира, – парень закурил сигарету и продолжил философствовать. – Если убрать с неба какую-то маленькую неприметную звезду, которая выглядит так же, как и тысячи других её сестёр и не входит ни в какие созвездия, то, по сути, вообще ничего не изменится. Ни один астроном и ни одна другая звезда не заметят этого исчезновения. Всем будет совершенно наплевать, ведь что она есть, что её нет – всё едино. А вот, если удалить с неба Полярную звезду, то и вся Малая Медведица рухнет. И тогда весь мир ахнет, а миллионы заголовков газет будут пестрить новостями о смерти легендарной звезды…»
Внезапно Пётр осознал, что он совершенно ничего не значит для этого огромного мира. В его сознании сейчас рисовалась чёткая картина: он представлял огромный поток людей, идущий прямо на него. Люди всё шли и шли, не обращая на стоящего на месте парня никакого внимания. В то время как некоторые звёзды являются неотъемлемой частью созвездий, другие же не означают для всего космоса в целом совершенно ничего. Именно это чувство и ввело парня в очередную ипохондрию. Его меланхоличные мысли заставляли его рассуждать о собственной важности для отдельно взятых людей.
«Кому я, собственно говоря, нужен, кроме родителей и Альберта?» – думал уставший студент. Если бы у парня была фамилия Безухов, то, возможно, столь мрачные мысли его бы и не беспокоили вовсе. Но, увы, реальность всё же жестока – Пётр это прекрасно понимал. Именно поэтому он не мог уподобиться в философском плане своей тёзке и признать, что он – маленькая частичка этого мира, а не тусклое небесное светило, чьё существование совершенно никому неинтересно.
Глава 7
Пётр резко открыл глаза. Он вновь ощутил, что намертво прикован к постели, будто его контузило от взрыва. В его тяжеленной голове прерывисто звучали мерзкие шёпоты, которые то отдалялись, то снова приближались… либо же и вовсе обращались в гулкое эхо. Он не мог понять, слышит ли он все эти звуки на самом деле: ему казалось, что какая-то невидимая чертовщина вплотную прижимается к его беспомощному телу и проникает прямо в его хрупкое сознание. К шёпотам добавилась сильная головная боль, которая ощущалась, словно кто-то напрямую в мозг вставил какую-то длинную острую спицу. Кожа сжималась и душила Петра, заставляя его думать, что он вот-вот лишится кислорода, а затем и рассудка.