Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - страница 11

Складывается впечатление, что, находясь в Тобольске, Попов продолжал незримо пребывать в Обдорске. После его ухода дела там шли не блестяще. Игумен Аверкий оказался не очень способным миссионером и администратором. При отсутствии постоянного контроля со стороны центральной администрации ему понадобилось немного времени, чтобы благополучно развалить работу. Во время посещения Обдорска в 1882 г. Попов с содроганием живописал картину «явления» отца Симеона (Карпова) с причтом, которые явно задержались после погребения (умершего 4 дня назад!) жителя Обдорска. Особенно поразили инспектора лица и самого о. Симеона со следами былых «битв», и причта, на которых было написано – «свобода и воля!». О состоянии миссионерского дома уже говорилось выше.

В конце 80 – начале 90-х гг. в миссии царит разруха, оборудование износилось, оленье стадо ликвидировано, один миссионер с калейдоскопической скоростью сменяет другого[28]. У священника В. Гижицкого не сложились отношения с причтом сельской церкви и обдорской приходской общиной. Он попытался поставить под свой контроль организацию строительства новой церкви. Отношения носили столь непримиримый характер, что священник покинул Обдорск, хлопнув дверью, не дождавшись себе замены и не сдав имущества миссии.

В начале 90-х гг. наступает настоящий кризис. Летом 1891 г. березовский благочинный И. Голошубин сообщал епархиальному руководству о плачевном состоянии христианства на Севере. Он жаловался, что севернее юрт Леуштинских инородцы вовсе не знают русского языка, хотя они крещены (речь идет прежде всего об остяках), но христианских обрядов не исполняют, язычество же процветает. Малограмотное и обремененное семействами местное священство не в состоянии было регулярно ездить по приходам. Хорошо, если это удавалось сделать один или два раза в год. В этом же рапорте И. Голошубин возвращает и разворачивает идею создания школы-интерната для инородческих детей. Миссионерскую школу-пансион с четырехгодичным циклом обучения он предлагал организовать в Березове, поскольку обдорские миссионеры не справлялись с поставленными задачами, отвлекаясь на посторонние дела. Но в начале 90-х это предложение реализовано не было. Епархиальное руководство решило пойти другим путем – миссию укрепляют новыми силами.

В декабре 1891 г. Православное братское общество, рассматривая вопрос об улучшении работы миссий, констатировало – несмотря на то, что миссий в епархии целых три, результаты их работы ничтожны. Главная проблема – кадры. Например, настоятель Обдорской миссии о. Ф. Истлеевский закончил только низшее отделение училища, остальные члены вообще нигде не учились. Проблема эта была не нова, но она так и осталась нерешенной.

В декабре того же 1891 г. к епископу Иустину обратился Сергий Миловский с просьбой принять его на должность миссионера и настоятеля миссии. Вместе с ним в Обдорск были направлены еще два молодых священника П. Троицкий и Е. Никитин. С ними, очевидно, Иустин связывал свои надежды на коренные изменения в работе миссии. Он пошел на беспрецедентный шаг – подчинил главу местной церковной администрации (в данном случае березовского благочинного о. Иоанна Голошубина) настоятелю миссии, по всем вопросам связанным с миссионерской работой. Благочинный обязан был предоставлять настоятелю регулярные отчеты по этому поводу. И это был тот самый подводный камень, о который вдребезги разбилось благое начинание[29].

Миловский оказался неспособным взять в свои руки руководство миссией. Человек, очевидно, мягкий от природы, чувствительный, он не смог сплотить вокруг себя коллектив, не сложились и отношения с благочинным. С горечью пишет Миловский в своем рапорте 2 апреля 1893 г. о раздорах внутри миссии, о диаконе, который водил знакомство с политическими ссыльными, о неприязни со стороны благочинного, о том, что его никто не слушает, благочинный отчетов не присылает, почты «порядок отправления гнусный» и зависит от канцелярии заседателя. Поэтому он запаздывал с отчетами, чем и вызвал недовольную резолюцию архипастыря. Миловский настолько разочаровался в своей работе, что успех миссионерской деятельности на Севере считал «лживой мечтой». И в доказательство этого приводит случай из своей практики, когда очередная встреча-беседа в чуме с местными жителями закончилась молчаливым уходом аборигенов, а в качестве «слушателей» в помещении остались одни собаки