Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - страница 8

. А до этого, еще находясь в Обдорске, совсем незадолго до своего отъезда, 19 августа Попов просил разрешения выплачивать пеню погодно по 15 руб. Впрочем, желающие получить штраф (25 рублей в пользу Тобольского духовного училища) сполна и сразу, не преминули напомнить епархиальному начальству о причитающейся сумме.

В неблагоприятную обстановку попал и третий миссионер иеромонах Иринарх (Яхонтов), прибывший во второй половине 1867 г. в Тобольск из Соловецкого монастыря. В Обдорск он доставил вторую походную церковь. С ней Иринарху предстояло отправиться в Тазовский стан – место постоянной работы. Но попасть ему туда и потрудиться на ниве миссионерства так и не удалось. Языка коренных народов он не знал, отношения со «старшими товарищами» у него не сложились. Например, в соответствии с решением руководства епархии Иринарху должны были передать третью часть стада. Но ни от Попова, ни от Тверитина, ни от пастуха он так и не смог узнать, сколько же оленей было, в конце концов, в стаде[23].

В феврале-марте П. Попов две с половиной недели был в поездке, о которой в итоговом журнале за 1868 г. А.Тверитин упоминает лишь вскользь[24]. Сильно простудившись в самом начале поездки, он, тем не менее, нашел в себе силы посетить юрты Параватские, Войкарские, Атлярские, Вандиязские, проехал по Собской реке, совершая богослужения, исповедуя и наставляя пасомых.

Вот так и закончилось 22-летнее пребывание в Обдорске священника, миссионера, учителя, переводчика Петра Александровича Попова. 31 августа 1868 г. он отбывает в Тобольск, куда определялся священником в Иоанно-Введенский монастырь. Закончилось пребывание, но не прекратилась связь. Не прекратились и работы, начатые на Севере.

Попов продолжает трудиться над совершенствованием словаря и переводов, принимает активное участие в организации строительства новой церкви, состоит в Тобольском комитете по ее строительству, собирает средства, высказывает свое мнение по поводу устройства будущего храма и места его расположения, предлагает меры по удешевлению строительства.

За переводческие труды Попов удостаивается посвящения в сан протоиерея. А его переводы рассылаются по церквям. Не удовлетворяясь проделанной работой, в середине 1870-х гг. он приступает к составлению букваря, а словарь, в конце концов, уступает в 1875 г. Академии наук за 100 рублей, которые пожертвовал в пользу раненых воинов.

Попов выступает в качестве рецензента переводов молитв юганского священника И. Тверитина. В 1880 г. руководство обращается к Петру Александровичу с просьбой дать отзыв на книгу «Малый остяцкий катехизис» («Емынг торым язынг»). Он очень ответственно подошел к делу и не только сообщал о недостатках перевода, но сначала предпринял некоторые попытки к исправлению оной. В марте 1883 г. он докладывал, что книга написана на диалекте кондинских остяков и там, в Кондинском монастыре, будучи с инспекторской проверкой в 1882 г., он видел несколько экземпляров этой книги «без движения». В результате Петр Александрович решил не исправлять книгу, поскольку язык ее устарел. Вместо исправления он представил свой вариант перевода основных молитв – «Краткое наставление христианину». Краткий же катехизис, очевидно, разделил судьбу предшествующих переводческих опытов – так и остался лежать бездвижно. Во всяком случае о. Сергий Миловский в 1893 г. писал, что остяки не понимают ее содержания, т.к. там смешаны верхне- и нижнеобские диалекты.

Перевод текстов молитв и Священного Писания на языки народов Севера – эпопея, заслуживающая отдельного рассмотрения. В то время как церковное руководство и некоторые священники на местах пытались хоть что-то сделать, основная масса приходского духовенства прохладно относилась к этой пастырской обязанности, не удосуживаясь даже реагировать на указания консистории. О чем не преминул сказать архипастырь, чьи резолюции воспроизведены в справке канцелярии консистории о переводах молитв от 29 ноября 1871 г. Впрочем, немного спустя, В. Чемесов несколько разъяснил ситуацию тем, что духовенство местное было просто не в состоянии сделать квалифицированные переводы, поскольку было почти неграмотным. Основная часть приходского причта северных церквей обладала элементарной грамотой на уровне низших ступеней уездного училища. Чемесов и другой березовский благочинный, И. Заборовский, отнекивались от переводов и тем, что местные остяки якобы достаточно хорошо знают русский язык, и нужды заниматься переводами нет, что, мягко говоря, не соответствовало действительности. Ровно 20 лет спустя, вновь назначенный березовский благочинный И. Голошубин в одном из первых своих донесений сообщал свои самые первые и свежие впечатления. И он с недоумением писал, что местное население, особенно женщины, начиная с юрт Леуштинских, что всего лишь в 120 км севернее Самарова, не знают русского языка. Неужели картина могла так кардинально измениться за 20 лет?