Какой же м о й класс? Аристократии нет. Отец в мирное время был адвокатом, а теперь пытается стать нэпманом, то-есть пролезть в буржуа. Для этого переменена фамилия, что меня всегда мучило, потому что это — ложь. Он перед коммунистами извивается, что-то толкует насчет новых людей, но его идеология туманная и насквозь пропитана буржуазностью. Конечно, это вполне понятно, потому что он всегда состоял на службе у буржуазии. Теперь он сам хочет стать в ряды буржуазии, и это ему отчасти удается. Но я-то этого не хочу. Так или иначе, а это мое происхождение сказывается. Должно быть, будет полный разрыв между отцом и мной, потому что на мои убеждения он не сдается, хотя лебезит перед коммунистами и даже научился жарить цитатами из вождей.—Да еще,— говорит,— надену парт-картуз, так тогда и чорт мне не брат. Я-то знаю, что все это — притворство, но... рука не поднимается на родного отца. Самая хорошая иллюстрация к моему отцу, это когда приходит Иван Иваныч — с ним отец дела ведет. Тут отец думает, что он среди своих и распоясывается во-всю. У нас в столовой висят издания агитпропа Наркомзема о мелиорации, о яйценоскости кур... Так вот, когда Иван Иваныч приходит, отец кричит прислуге: — Товарищ Маша, потрудитесь дать нам закусить. А что, Иван Иваныч, не испробовать ли нам яйце-нос-кость Госспирта? — И если Маша долго копается, отец кричит: — Будет вам там. мелиорацию разводить! Маша принесет закуску, отец ей: — Товарищ Маша, у вас женотдел развязался. Маша, конечно, смущается. Или мне: — Витька, застегни свой орграспред... Все это — ради издевательства.
Так вот, каковы мои предки. Отсюда ясно, каким могу быть я.
КНУТ ГАМСУН.
В бору неразгаданном я
Блуждал средь оврагов и балок,—
И встретился с ним у ручья.
В убежище девиц-русалок.
Зеленой тряся бородой,
Он спрыгнул с высокого клена...
Хоть старый—а был молодой,
И полный весеннего звона.
Он крикнул с размаху:
— Эй, ты!
Зачем мои думы подслушал?
Не прячься со страху в кусты.
Ты первый покой мой нарушил.
Ты первый подкрался, как тать.
Теперь среди нас поживи-ка...
И взялся он тут хохотать.
За ним залилась ежевика,
За ней засмеялся ручей
И влажные росные травы,
И сотни сосновых свечей
Качались от этой забавы...
И я, как в дурмане, стоял,—
Я—жалкий, потерянный, нищий...
А он-то, а он хохотал,
Зеленой тряся бородищей!
***
Собрание Вольных Братьев — 8 июля, в 8 часов вечера. Отсчитай восьмой дом в восьмом квартале, сделай восемьсот шагов в сторону и иди прямо по тропинке. Дойдя до леса отсчитай восьмое дерево и, углубись на восемьдсят шагов в лес. Только восемь братьев делают собрание действительным. Братьям быть при шпагах и прочих знаках Ложи.
***
Сарагосса — свист в ночи.
* * *
Я люблю, но не лю - - - А может? Нет.
Это его дед заразил своими масонствами. Интересно было бы знать, стал бы драть Виктор Шахов крепостных, если бы они у него были?
26 августа.
Вчера зашел на фабрику к Ваньке Петухову. В фабкоме было несколько человек, и шел большой разговор. Там есть такой Федорыч, он председатель фабкома, так он особенно наседал на Ваньку.
— Ты пойми, чортик с рожками, — ораторствовал Федорыч, — что ежели у нас сейчас активистов одного за другим забрать, то вся культработа станет. Где это такое делается, чтобы, кроплена мать, на смазном ходу ломать работу? Ась? Только ребята и девчата начали подтягиваться — и вдруг, пожалте вам — кулик наш свисть! Ну, я, конечно, понимаю, — образование и все такое, и там, в никадемии в этой, разные чортики с рожками прочтут тебе курс, и ты станешь такой фря, что только по-ученому и будешь растабарывать. Это все так. А у нас почему захряске быть? Подождали бы годика два-три, там и берите.
— Зачем ты прибедняешься, Федорыч? — спокойно возразил Ванька. — Вполне можешь говорить по-человечески, а как заденет за живое, так сейчас же деклассируешься в рязанские мужики, и тут начинается и «фря» и «никадемия» и «чортик». Демагогия это, друг ситный. Тебе и отвечать-то не стоит, потому что в глубине души ты сам сознаешь, что в моем откомандировании есть полный смысл, и что работа без меня ни в коем случае не станет. Партия делает, что рациональней.