Искания - страница 14
цельностальное
зеркальное чудо
«Бюссинг» повез.
5
Зал гремит от топота:
что ни шаг –
залп!
Тридцать девять Роботов
покидают
зал.
Сплавом стали с ко́бальтом
клещи
свисли.
Тридцать девять Роботов
на работу
вышли.
Чтоб парламент пеплом вытлел,
рейхстаг
сжечь.
В Спорт-Паласе черный Гитлер
держит
речь.
Блещут фонодугами
никельного
сверка,
зашагали слугами
Гуго –
Гугенберга.
Черной свастикой железо
на
щеке,
страшной цепью танки лезут
на
Же-Хе.
Отливает маслом потным
морды
сталь –
глядя дулом пулеметным,
Робот
встал.
6
Среди старья –
развинчен
и разверчен,
развороченный,
как труп,
кошмар, –
забракованный
за нечто
человечье,
Робот,
брошенный,
лежит плашмя.
Робот мертв.
Ржавеют валики.
Ненужный Робот
в грязном стоке
под грудой жести
спит на свалке.
На нем цветет
узором окись…
Кто б
знал!..
Вороны,
каркая,
над свалкой пролетали,
и мимо –
так как пищи не увидели.
А мелкие,
блестящие детали
раскрали
юные радиолюбители.
Медь зеленеет
и пятнится,
как
осенний мох
под палою березою.
И чудный панцирь
разъедает рак,
железный Cancer –
трупная коррозия…
Осколки ламп
раскинуты пинком,
и руки врозь,
забывшие о жесте…
Спи, Робот,
спи,
прикрытый,
как венком,
обрезками
консервной
жести!
7
Запахом пороха
воздух тронут.
У пулеметов
лежим по два.
Траншеями изморщинен фронт.
Высота 102.
Темнеет.
За спиной – Республика.
Шинель у ног.
Комрот молоденький
(три кубика)
глядит
в бинокль.
И в шестикратных
два круга
в деленьях накрест
вплыл курган.
Сначала
туманен и матов,
резче,
и вблизился в круг
рак
в защитных латах,
вытянув
лопасти рук.
Сумерки. Холм извилист…
Из-за пригорка
вылез,
сузив мерцанье линзы,
вытянув черный хобот,
глянув глазами слизней,
стопочервячный
Робот.
– Встааа-вай!..
– К пулеметам!..
(А вы пока
телефонируйте в штаб полка:
у речки Суслонь замечен отряд
бронированных, страшного роста;
ждем приказаний…)
С кургана
подряд
приподымались
количеством до́ ста
вооруженные
до подошв,
лоб
по графам размечен.
Птица упала
с облака в рожь,
в обмороке
кузнечик.
В атаку ли
ринуться?
Ждать?..
Наступать?..
– Прицел одиннадцать!
Це-лик пять!..
Из-за кургана
вполоборота
выходят,
баллонами
плечи сутуля.
Очередь грохота…
Не берет пуля…
Пружиня в рессорах,
пулей не тронуты,
как ящеры
в проволочном лесу,
пошли – гипнотически – двигаясь – роботы,
свинцовые
лапы
держа
на весу.
– Орудия… огонь! –
шарахнулся взвод.
Шепот цепочкой: «Лечь…»
Но и снаряд
отклоняется от
странно мерцающих плеч.
Идут,
расползается газовый запах,
идут
на гусеничном ходу.
Как паровозы на задних лапах,
идут,
несут беду.
Слизисто сиз люизит[7],
полполя дыханием выжгли.
Маску сжимая, шепчет связист;
– Телефонограмма…
Держитесь…
Вышли…
Сейчас… (захрипел).
Из Бобриков
вылетели,
запрятавши в сталь
дизелей сердца,
из куска монолитного
будто вылитые,
топыря когти
хватательных цапф,
сто самолетов.
Беда!
На морде у Робота рупор,
пулеметного речью
орущий вокруг…
Ложится зарево
на лица трупов,
на крючья хватающих воздух рук.
Вытянув клещи чудесной закалки,
шагают в рост колоколен.
Пунцовые!
В зареве!
Как при Калке!
Как на Куликовом!
Сквозь вихрь
напролом
аэро стремятся,
звезда
под крылом –
комсомольским румянцем.
Самолет
показался,
жужжа мириадами ос,
когти расправил,
полетом
бреющим снизясь,
рванул одного,
схватил на лету
и понес
когтями железными –
Робота
в дымную сизость.
Ночь.
Забилась в кусты перепелка.
И Робот гудит
в железной руке,
как летучая мышь
вися в перепонках
в белизне
осветительных ракет.
А когти аэро
впиваются в латы,
как рука шахматиста
хватает ферзя, –
напрасно!
Идут и идут автоматы,
прожекторным светом
качая глаза.
Их ноги
хрустят
по мертвым и раненым,
уже показались
в горящем лесу,
ворочая тысячевольтными гранями,
свинцовые
лапы
держа
на весу.
8
Остановилось метро.
Воздушна повисла.
Стали автобусы.
Ни одного пассажира.
Город застыл, полумертв.