Искатель, 1985 № 04 - страница 17

Беззащитные детские лица — серьезные — и улыбающиеся, капризные и озорные, пойманные любительским «Кодаматиком» и объективом профессионального фотографа — заглядывали в глаза каждому, кто приближался к базе, как бы спрашивая: а что будет с нами, если атомная война все-таки разразится?

Симмонсу вспомнилось интервью, которое он записал на пленку минувшей весной в Гамбурге. Одна из участниц «Марша мира» сказала: «У меня двое детей. Моя прямая обязанность — беречь их от насморка и простуды, следить, чтобы с ними ничего не случилось дома, чтобы они не попали под колеса машины на улице. Но почему же никто не хочет понять, что, как мать, я несу не меньшую ответственность и за то, чтобы уберечь их от угрозы ядерного уничтожения?»

«Быть может, где-то здесь и фотографии ее малышей?» — подумалось Симмонсу. Женщина говорила, что собирается летом посетить лагерь в Гринэм-Коммон. Он решил разыскать в архиве интервью с ней, затем еще раз окинул взглядом скрывающуюся за изгибом забора галерею детских лиц и направился к лагерю.

Как и к «бобби», к журналистам в Гринэм-Коммон привыкли и не обращали на них внимания. Вокруг походного примуса, на котором тихонько посвистывал ярко-оранжевый чайник, расположились женщины в годах. Они по-домашнему пили чай с молоком. Около соседней палатки молоденькая девушка пришивала к куртке эмблему лагеря — черной крылатой ракете преградили путь скрещенные руки. Ее подруга, сидя на корточках, красной краской выводила буквы на длинной матерчатой полосе транспаранта, подложив под нее лист фанеры.

Симмонс замедлил шаги.

— Вы откуда, девушки? Каким ветром занесло вас в Гринэм-Коммон? — спросил он, приподняв шляпу.

— Я из Глазго! — ответила та, которая пришивала к куртке эмблему.

— А я из Лампегера, — оторвав глаза от транспаранта, улыбнулась ее подруга и пояснила: — Это в Уэльсе.

Впрочем, пояснение было лишним. Ее сильный уэльский акцент говорил за себя сам.

Симмонс окинул взглядом палатку — малогабаритную и, казалось, до того легкую, что подуй ветер посильнее, и ее унесет.

— Тяжело, наверное, жить в палатке? — посочувствовал Симмонс.

Мягкие губы девушки из Уэльса неожиданно отвердели.

— Лучше жить в палатке, чем вовсе не жить! — тряхнула она головой.

Симмонс хотел было продолжить разговор, но тут его внимание привлекла стройная блондинка с распущенными волосами. Он вспомнил, что видел ее накануне в выпуске теленовостей. Она стояла в окружении женщин и что-то живо объясняла журналистам. Симмонс еще раз приподнял шляпу и, пожелав девушке из Глазго и ее уэльской подруге всего хорошего, направился к заинтересовавшей его группе. Подойдя поближе, прислушался.

— Джентльмены, вы пишете и говорите по телевидению и радио, что мы на содержании Москвы, — говорила блондинка, открывая сумочку. — А теперь убедитесь, кто помогает нам на самом деле. Вот чеки.

Опередив коллег по профессии, Симмонс выхватил из рук девушки стопку бумажек и стал их перебирать.

Чеки в основном были достоинством в пять, десять, пятнадцать фунтов. Но попадались и выписанные на довольно солидные суммы.

«Семьсот фунтов стерлингов» — значилось на одном из чеков.

— Кто жертвовательница? — поинтересовался Симмонс, тщетно вглядываясь в неразборчивую подпись.

— Барбара Лоусен из города Бигги-Хилл в графстве Кент, — ответила синеглазая блондинка с распущенными волосами и, достав из сумочки голубой конверт, добавила: — Кроме денег, Барбара прислала письмо.

— Можно прочесть? — протянул Симмонс руку к конверту.

— Я сама! — решительно возразила блондинка

прочла девушка выразительно и громко. Но вот интервью окончилось, и журналисты в поисках тем и сюжетов разбрелись по лагерю кто куда. Только Симмонс не торопился.

— Если меня не подводит память, вы Патриция Логэн? — тронул он за рукав девушку, которая тоже собиралась уйти, и во избежание недоуменного «откуда вы меня знаете?» поспешил объяснить: — Я видел вас во вчерашнем выпуске теленовостей Как это вы осадили корреспондента «Вис-ньюс»! Здорово осадили! Я полностью согласен с вами: «лучше быть красным, чем мертвым»!