Искатель, 2009 № 07 - страница 17
— Интересно, я хотя бы задом сюда впишусь? — спросил Николай Алексеевич.
— Ну как-то, наверно, да, — неуверенно ответил водитель «Рено».
Атапин сел за руль и переместил свой автомобиль немного вперед. Владелец «СИо» минут пять все никак не решался встроиться в движение, наконец кто-то из потока сжалился над ним, притормозил, и он медленно-медленно двинулся, так что пропустивший его водитель успел пожалеть о своем великодушии и закатить глаза к небу, а потом уже и крикнуть в окно: «Ты бы снялся, что ли, с ручника-то!» — и только тогда «Рено» кое-как выполз и поехал.
Николай Алексеевич, наблюдавший за этой сценкой со своего водительского места, усмехнулся и уже собрался было сдать назад и пришвартоваться к тротуару, как вдруг на освободившееся место влетела иномарка. Атапин только успел заметить, что машина была бордовая, с черной крышей. Она не могла уместиться здесь во всю свою недюжинную длину, но водителя это, очевидно, не смущало — он поставил автомобиль чуть ли не под прямым углом к тротуару, оставив заднюю часть далеко торчащей из ряда. Атапин вышел из машины и, поворачиваясь к наглецу, сказал:
— Послушай, дружок, ты кого-нибудь, кроме себя, видишь? — И тут он осекся: из-за руля бордового автомобиля поднялась молодая эффектная брюнетка. Ухоженная, лощеная — воплощение девушки с обложки. Ну, или пусть не с обложки (это была не знаменитость), но уж точно из красивого журнала, из рубрики «Светская хроника». На девушке было белое простое по крою, но очень стильное платье, на ногах — босоножки на высоких каблуках. Босоножки, как и маленькая сумочка в руке, были бордовыми. В ее сжатых пухлых губках, во всем ее облике сквозило надменное безразличие к окружающему миру. Она молча вымерила Николая Алексеевича пренебрежительным взглядом, захлопнула дверцу автомобиля движением, как бы иллюстрирующим ее мнение насчет того, что Атапин должен сделать со своим ртом, и пошла в сторону станции метро.
— Сучка! — тихо выругался он.
Николай Алексеевич вновь занял место за рулем и придвинул свой «Форд» впритирку к ее машине, чтобы девица не смогла открыть дверцу. Затем вышел и, обойдя свой «Форд», оценивающе оглядел бордовый экипаж. Это был «Ягуар» с черным откидным верхом.
— Дорогая сучка, — резюмировал Николай Алексеевич. И затем добавил, глядя на удаляющуюся фигурку в белом платье: — Ничего, теперь здесь останешься, пока я не отпущу.
Постояв немного, он спросил у прохожего, где тот купил мороженое, потом взял из своей машины пакет с ломиком и направился в указанную сторону — к станции метро. Навстречу ему двигалась большая группа гомонящих иностранных туристов. Топали, понятно, в Третьяковку — куда еще в этом месте Москвы могут идти иностранцы? Атапин шел медленно, настороженно высматривая сквозь толпу, не мелькнет ли где-нибудь впереди серебристый пиджак.
Дойдя до скверика, за которым располагалась станция метро, похожая на круглый торт, Николай Алексеевич с удивлением обнаружил недавно построенный фонтан со скульптурной композицией. Атапин давненько не бывал в этом районе центра. Кому посвящен памятник, было ясно с первого взгляда, — Адаму и Еве. Обе фигуры сидели, свесив ноги, на Змее размером с откормленную анаконду, а между ними торчало металлическое дерево с шарообразной кроной. Атапин покрутил головой и, не обнаружив нигде поблизости серебристого костюма, направился к весело журчащим струям, распространявшим в воздухе свежесть и умиротворение.
Затем он стал рассматривать латунные фигуры, медленно обходя фонтан. Ева держала на раскрытой ладони яблоко перед лицом Адама, вернее, не перед лицом, а повыше, перед лбом. Не обращая никакого внимания на суженого, она с торжествующим видом глядела на яблоко, будто это была только что врученная ей коробочка с дорогим обручальным кольцом. Судя по выражению лица, девушка испытывала чувство глубочайшего удовлетворения — гораздо более глубокого, чем сексуальное. Она словно бы говорила, имея в виду Адама: «Наконец-то созрел, дубина! Хотя куда бы ты делся!» Адам же, похоже, пребывал в прострации, глядел с отрешенным, подавленным видом, причем совсем не на яблоко и не на Еву, а куда-то себе под ноги. Ему бы подошли слова: «Блин! Что я, дубина, наделал! Жениться-то зачем?» Что до Змея, извивавшегося у подножия дерева, то на его обращенной к Еве похотливой морде читалось нетерпение старого хрыча, который включил на видео классическую немецкую порнушку и никак не дождется, когда же в сарае с сеном на альпийской скотобазе закончится прелюдия и фрау свинарка начнет наконец вытворять со своим ухажером пастухом «фантастишен».