Искатель, 2014 № 01 - страница 25
Она еще не знала, что совершенно не может расставаться с мужем. Она не успела это узнать. После свадьбы не прошло и месяца.
Домашние дела Ира сделала очень быстро и села у телевизора. Но она решительно не смогла смотреть в этот ящик. Багрова нажимала кнопки пульта, но все программы ее только раздражали. Не радовала даже «Кавказская пленница».
В девять вечера она расстелила кровать, разделась и легла. Но спать не хотелось. Мешала тоска, ноющая боль. Такая, как зубная, но еще неприятней.
Ирина попыталась не думать о муже, но он никак не выходил из головы.
Это даже странно! Если за месяц она так привыкла к Вадиму, то что будет через год?
Багрова лежала одна в пустой полутемной комнате и злилась на эту дурацкую ситуацию. Нет, надо собрать волю в кулак и непременно заснуть.
И тут к ней пришла спасительная мысль о верблюдах, которых надо считать равномерно и монотонно. Она представила пустыню и вялую арабскую скотину, печально проходящую мимо, как очередь в мавзолей. Но уже на пятом верблюде между горбов сидел Вадим и ехидно улыбался: «Ничего ты без мужа не можешь. Даже заснуть не получается».
Ирина натянула на голову одеяло, разогнала всех кораблей пустыни и перенеслась на зеленый лужок, где мерно шли маленькие, чистенькие бараны. Первый, второй, пятый…
Шли они так послушно, что пастух ни разу на них не прикрикнул и не взмахнул кнутом. Поравнявшись с Багровой, джигит повернулся к ней знакомым лицом. Потом пастух смахнул с себя шапку, скинул бурку и остался в одних трусах. Это был, понятное дело, Вадим Хилькевич…
Уже через четверть часа Ирина выводила свою серенькую девятку на Калужское шоссе. А еще через двадцать минут она въезжала во дворик виллы «Икар».
Свет горел в двух кабинетах. На месте был начальник — полковник Потемкин, и он, ее Вадим. Багрова бросилась наверх и в коридоре столкнулась с мужем. Он держал в руке папку с документами и весь сиял от радости. И оттого, что увидел жену, и от чувства исполненного долга.
— Ты что пришла, Иришка?
— Соскучилась!
— Я тоже о тебе думал, только изредка. Было очень много работы. Я добыл кое-что важное. Пойдем вместе к Петру Петровичу.
И они пошли, обнявшись и замедляя шаг. Перед поворотом в широкий холл они на минуту остановились и повернулись лицом друг к другу.
Лицо полковника выражало и злость, и печаль, и упорство. Он очень обрадовался, когда вошли Хилькевич с Багровой. После визита к генералу Вершкову очень хотелось общения с нормальными людьми. Потемкину хотелось выговориться, и тут появились свои. Те люди, кому он безоговорочно доверяет.
— Садитесь, ребята. Это хорошо, что вы пришли.
— У меня срочная информация, Петр Петрович.
— Подожди, Вадим! Сначала я вам расскажу о Вершкове. Вот ты как думаешь, Ирина, этот генерал, он хороший человек?
— Я думаю, что как начальник он нормальный. Могло быть и хуже. Все они, кто пробился наверх, как ужи. Такие юркие, гладкие и гибкие.
— В самую точку попала, Ирина! Только они не гибкие, а прогибающиеся. Я, ребята, Вершкова в таком состоянии первый раз в жизни видел. Глазки у него бегали, губы дрожали, а ручки дергались.
— С чего это он так?
— Испугался! Вероятно, Наум Злотник пожаловался на нас кому-то в Администрацию. Этот кто-то вызвал нашего Тимура Аркадьевича и вставил ему дыню. Ты извини, Ирина, за натурализм.
— Ничего, я и не такое слышала. Так что было дальше? Вершков совсем нам руки скрутил или оставил лазейку для маневра?
— Оставил. Человек — это сложная конструкция. А наш Тимур трус, но все-таки не полная сволочь. Ему сейчас и за себя страшно, и Надежду жаль, и немного за Державу обидно. Вершков велел по Злотнику работать, но очень осторожно. И беспокоить олигарха можно только тогда, когда есть стопудовые улики. И в любом случае не задерживать, а только под домашний арест.
Хилькевич сидел далеко от начальника. Ему пришлось вскочить и обежать длинный стол для совещаний. Приблизившись к Потемкину, Вадим жестом факира раскрыл свою папку и выложил перед полковником три листочка.
— Вот они, Петр Петрович!
— Что это?
— Это те самые тяжелые улики против Злотника. Это улики высшей пробы!