Искатель, 2017 № 08 - страница 19

— Наверное, потому что не ждем неблагодарности от животного.

— Нет. Все дело в банальной ответственности, которой мы сторонимся как чумы. Сделав добро, мы несем ответственность за того, кому его сделали. Вот эта будущая ответственность нас и останавливает. Она нас ужасает. Какая может быть ответственность за кошку? Дал пожрать, убрал лоток, почесал за ушком. Все — ощущаешь себе невероятным героем и благодетелем. А попробуй дать все, что нужно, другому человеку.

— Так придется дарить себя! — возмутился Тед.

— Придется. А мы на это не способны. Мы мним себя героями и благодетелями, хотя способны лишь на мелкие подвиги и благодеяния.

— Пап, ты красиво всегда говоришь и вроде толково.

— Вроде!

— Но как узнать в споре, на чьей стороне истина?

— Истина на стороне того, кто ее видит. Это же очевидно.

— Хм… Но, как правило, обе стороны считают, что видят ее. Ты, например, в любом споре правым считаешь себя. Но как проверить, кто прав?

— А проверить и нетрудно. Время-арбитр все покажет.

— Но ты-то не ждешь. Ты себя заранее победителем и всезнайкой объявляешь. Пап, если ты все знаешь и все предвидишь, то почему ты ничего не добился? Чего ты по большому счету достиг? Малооплачиваемая профессия. Съемное жилье. Брак распался. У тебя бывали в жизни шансы? Может, тебе их жизнь и не давала? Ничего никогда не сулила? Приходила с мешком шансов, когда тебя не было дома?

— Знаешь, иногда, даже будучи дома, дверь можно и не открыть. Я всегда ухватываюсь за шансы, которые дает жизнь. Но каждый раз оказывается, что это не мой шанс. Однако я отношусь к этому спокойно и просто говорю себе: «Что ж, этот элемент из жизни выпал, освободив место для другого. Каждый минус на нашем пути — это половинка будущего плюса».

— И что? Это тебе помогало?

— Нет, конечно.

— Вот видишь!

В моменты подобных признаний Тед подскакивал — настолько редко отец давал ему повод для пусть и небольшого, но триумфа над собой.

— Не заводись, — осаживал Миллер-старший. — Чужие шансы, упущенные или нереализованные, — еще не повод для злорадства. Для начала неплохо было бы понять природу чужих неудач. Понимаешь, я слишком часто сомневался, и это мешало мне двигаться вперед. Это были сомнения не из области моральных «правильно» и «неправильно», а из области «смогу ли я».

— Понимаю, — охотно отзывался Тед. — Мало кому такие сомненья незнакомы.

— И как быть?

Теду иногда казалось, что отец спрашивает у него совета, но только он открывал рот, как отец как ни в чем не бывало принимался поучать его дальше:

— Единого рецепта здесь нет — надеюсь, ты это понимаешь.

— Понимаю… — уже потухшим голосом бубнил сын, вновь погружаясь в отведенную ему роль неразумного теленка.

— Вот и хорошо, а то я уже устал «вправлять» тебе мозги. Донести до сведения человека его неправоту можно по-разному. Я, каюсь, иду путем окрика и оскорблений. — Отец задумывался и уже примирительно просил: — Сынок, слушай папу…

— И все будет хорошо?

— Все — нет. Но то, что у меня в жизни было больше поражений, чем побед, ничего не значит. Понимаешь? Ни-че-го-шень-ки! Зато я не уходил в себя, не замыкался в собственном мирке. Человеку нельзя давать замыкаться лишь на себе и вариться в собственном соку. В его душу и сердце надо беспрестанно стучаться.

— А что делать с человеком, который не хочет, чтобы к нему ломились? — обиженно бурчал Тед: под замкнутым на себе человеке Миллер-старший в первую очередь имел в виду, конечно же, сына.

— Стучаться к нему в два раза громче!

Да хоть в десять раз громче! Человек — не муравей. Ему нужно личное пространство размером со Вселенную. Это муравей без сородичей погибнет в течение пары дней. А человек с сородичами за этот же срок сойдет с ума. С таким отцом сойдешь с ума.

— Кстати, об уме. — Отец словно читал его мысли! — Ты — человек. Ты осознаешь это умом, но знаешь ли это душой? Человек, скатившийся к удовлетворению элементарных физиологических потребностей и примитивных радостей вроде мечты о новом «Мерседесе», для человечества потерян. Этот человек человечеству никогда ничего не даст. Чтобы иметь подобные устремления, не надо даже принадлежать к роду человеческому.