Искатель, 2018 № 11 - страница 7

стр.

— Хорошо. — На этот раз патологоанатом не раздумывал и секунды. — Я освобожусь к половине четвертого. Ждите меня на стоянке. Поедем вместе.

* * *

Лайза ждала, прохаживаясь по тротуару мимо витрин. Сосредоточенная, ушедшая в себя, отсутствующая в мире.

— Посидим в кафе?

— Не хочется. Погода хорошая, тепло. В Ричмонд-гарден удобные скамеечки.

Розенфельд почувствовал себя школьником, которого одноклассница позвала посидеть в парке, чтобы проходившие мимо знакомые видели, как они касаются друг друга губами, изображая поцелуй.

Скамеечка в Ричмонд-гарден оказалась с прямой спинкой, сидеть было неудобно, но они пристроились.

— Ты узнал, как она убила Люба?

Люб, значит.

Розенфельд покачал головой.

— Лайза, сначала надо доказать, что это было убийство. — А что же еще?

— Мы с доктором Шелдоном, — он не стал уточнять, какую должность занимает Шелдон в Управлении, — побывали в госпитале, поговорили с врачами.

— Зачем? — удивилась Лайза.

— Так положено, — терпеливо объяснил Розенфельд. — Дело можно возбудить только на основании инспекторской проверки, а проверка…

— Ты теряешь время, — перебила Лайза. — Это сделала Магда. Что тебе могли сказать врачи? А про Магду ты ничего не выяснил., — Нет, — признался Розенфельд. — Только то, что касается ее научной работы и что можно найти в открытой переписке на сайте университета.

Имя Магды Фирман стояло на двух совместных со Смиловичем статьях, которые были написаны в прошлом году, отправлены в Physical Letters, но не опубликованы: на обе статьи были получены резко отрицательные отзывы рецензентов. Фирман предлагала соавтору опубликовать статьи хотя бы в интернете, но и для публикации в «Архиве» нужны были рекомендации ученых, в «Архиве» уже публиковавшихся. Таких знакомых было немало и у Фирман, и у Смиловича, но после суровых отповедей из журнала они, видимо, так и не решились обратиться к коллегам.

— Они были близки! — воскликнула Лайза. — Люб прекрасно себя чувствовал, но что-то между ними произошло, он Магду бросил, и она навела на него порчу. Люб заболел и…

Несколько ворон уселись на ветках и устроили конференцию с оратором и возбужденной публикой. Серый ворон разглагольствовал над головами Розенфельда и Лайзы, перепрыгивая с ветки на ветку, а десяток ворон время от времени поддакивали, не решаясь, похоже, перебить докладчика.

— Ты ведь не собираешься, — осторожно поинтересовался Розенфельд, — сама выяснять с ней отношения? Она может пожаловаться в полицию, и у тебя будут неприятности.

— Я с ней говорила.

Розенфельд напрягся.

— На кладбище, во время похорон. Сказала все, что о ней думаю.

— А она?

Вряд ли доктор Фирман стала отвечать — тем более при таких обстоятельствах.

— Ничего. Сделала вид, будто меня не существует. И взгляну нее был такой… Все стало ясно сразу.

Вот как. Сразу, значит. Вряд ли Лайзе что-то можно доказать. Она не примет никаких объяснений, основанных на логике и проверенной информации. Ее удовлетворит только один результат любого расследования.

— Лайза, — сказал Розенфельд, перекрикивая вороний хор, скандировавший здравицы в честь докладчика, перелетевшего на другое дерево и взиравшего на своих поклонниц с видом Цезаря, удачно выступившего в Сенате. — Ты хочешь знать правду? То, что произошло на самом деле?

— Конечно!

— Тогда успокойся. Я постараюсь выяснить. Но правда может оказаться не такой, какой тебе кажется.

— Правда именно такая, и ты это прекрасно понимаешь, — твердо сказала Лайза. — Других вариантов нет.

Есть, конечно. Всегда есть множество вариантов, в том числе таких, какие сначала и в голову не приходят.

— Мне плохо одной…

Лайза говорила тихо, и в вороньем гомоне Розенфельд расслышал ее слова, только склонившись к ее лицу и ощутив щекой тепло ее губ. Сейчас она скажет: «Ты бы приехал вечером ко мне…»

— Если у тебя будет время, — сказала Лайза, — приезжай вечером ко мне. Только позвони сначала. Хорошо?

Он не сказал «хорошо», но и отказать не решился. Мог сослаться на дела — так оно и было, — но слова остались не сказанными.

* * *

— Ничего, — признался Розенфельд. — Ноль.

— Первый раз вижу, чтобы ты признал поражение, — с удовлетворением констатировал Сильверберг.