Islensk kaffi, или Кофе по-исландски - страница 10

Я оборачиваюсь к мужчине, оторвавшись от северных огней. Он в своей стихии этим вечером, он спокоен и наблюдает за мной не без любопытства. А еще, мне кажется, он рад, что я в восторге от полярного сияния.

— Спасибо, что привез меня сюда, — не повышая голоса, сокровенно благодарю. Скромно улыбаюсь краешками губ, осторожно коснувшись ладони Триггви на одеяле рядом. Я в перчатках, так что это не совсем тактильный контакт, но мне хочется — неудержимо-сильно. В волшебные ночи бывают волшебные моменты. — Это настолько невероятно, что мне не выразить. Наверное, северное сияние — определение для чародейства.

Наследник викингов выглядит тронутым, не отстраняет руку от моей.

— Эти чары приятно с кем-то разделять… спасибо тебе, Асаль.

Поправляю спавшую так кстати прядку волос, лишающую мужчину шанса увидеть мое смятение. Его голос, его присутствие, его слова и это сияние… я уже не знаю, что правда, а что мой вымысел, но чувства восхищения и детской радости относятся не только к погодному явлению этой ночи, но и к моему спутнику. Самонадеянно и чересчур смело, однако, правда есть правда. Я ей не соперник.

Триггви привез нас на старую винокурню на окраине городка, закрывшуюся за десяток лет до принятия в Исландии сухого закона. Когда-то здесь собирались китобои после тяжелого дня или рыбаки после ночной ловли, а сейчас — никого. Спокойное и комфортное место с примесью таинственности для наблюдения за северным сиянием. Немногие о нем знают.

— Держи-ка, — хозяин кофейни протягивает мне только что налитую кружку чая, еще идет пар. — Ты бледнеешь, когда мерзнешь, Асаль.

— Мне не слишком холодно.

— Все равно лучше погреться, — примирительно говорит обладатель лопапейсы, наливая чая и себе.

Напиток крепкий и с характерным вкусом, подчеркивающим глубину этой ночи.

— Ты до невозможности предусмотрителен, — беру чашку обеими руками, согревая пальцы, пусть и в перчатках.

— Тебе это не нравится?

Триггви изгибает бровь и это забавно. Он никогда не ведет себя грозно и не старается смотреться устрашающим, но выглядит внушительно. И этот элемент мальчишеского поведения во взрослом мужчине умилителен. Многогранный, но простой. Большой, но добрый. И заботливо-опекающий. Из Триггви получился бы хороший папочка, дети, уверена, его бы обожали.

— Мне все очень нравится, — и я имею в виду не только нашу вылазку в Кеблавик.

Он, похоже, понимает — щек касается намек на красноту, но я делаю вид, что это от горячего чая. Смущение такого здоровяка — еще один повод для возникновения чего-то мягко-теплого в груди.

Сияние перемещается в пространстве, возникая то здесь, то там. Оно производит впечатление звуковой дорожки при игре на клавишах пианино — затухает, делается ярче, снова затухает… ведет за собой. Музыка севера становится и моей музыкой, что-то необычайно крепкое пробуждая в груди. Переливы сияния и выражают его физически, ибо на словах это невозможно.

Свежесть морозного вечера. Сотни маленьких звездочек. Упругий мох с его живым запахом.

— Триггви…

Он поворачивается ко мне доверчиво и быстро. В его глазах внимание, такое повседневное и простое. Но оно постепенно превращается в туман, наплывающий из неоткуда.

— Триггви, — едва слышно повторяю я. По спине бегут мурашки, когда произношу его имя, но и сам мужчина не остается равнодушен. Его рыжеватые ресницы дрожат, а губы размыкаются. Он словно бы беззвучно повторяет.

Я подаюсь вперед.

Кедровые орешки. Терпкий чай. Тепло одеяла и тепло тела, сильного, внушительного. Огни внутри.

Я легонько, но с идеальной точностью касаюсь его губ своими. Жесткие волосы бороды щекочут подбородок.

Целовать его до боли приятно. Прикасаться таким образом к чему-то живому, теплому, окутывающему собой и подсознательно дающему гарантии защищенности во всех смыслах. Нет сторонних мыслей, есть только оголенные чувства и переливы этого магического света разных цветов спектра. Есть Исландия, Триггви и я. Большего не нужно.

Я отстраняюсь небыстро и без особого желания. Так же осторожно и так же тягуче, как начинала этот поцелуй.

Не моргая, мужчина смотрит в мои глаза. Я различаю небесные огни в его радужке. Они там ярче, чем на небосклоне, хоть и пытается их погасить. В растерянности.