Испанские братья. Часть 3 - страница 19

— Разумеется, сеньор, если только у меня будет уверенность в одном…

— В чём? Скажи мне, если смогу, я тебе её дам.

Вместо ответа она молча отвернулась. Потом, снова повернувшись к нему, спросила:

— Вашему благородию будет угодно ответить мне — не эта ли книга гонит Вас на чужбину?

— Да. Я должен говорить перед людьми правду, а здесь это невозможно.

— Вы уверены, что в ней правда?

— Да. Я читал благую весть, во тьме и при свете. Я читал её, написанную кровью и… огнём!

— Но простите мне этот вопрос — сеньор, она даёт Вам счастье?

— Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что, сеньор дон Хуан, — она говорила с усилием, но обдуманно, и не сводя с него глаз, — того, кто Вам её отдал, она несомненно сделала счастливым. В этом я уверена. Он был здесь, и я за ним наблюдала. Когда он прибыл сюда, он был болен душой и очень несчастен, не знаю по какой причине. Но из этой книги он узнал о великой любви Всемогущего, и ещё он узнал, что Спаситель Иисус Христос — его друг, и тогда его печаль прошла, и сердце исполнилось радости, такой радости, что он и мне об этом сказал, да, даже тому ничтожеству из деревни, тому он тоже сказал правду. И теперь я думаю… — она смолкла, напуганная собственной смелостью.

— Что ты думаешь? — Хуан с трудом скрывал, как его задели эти словами.

— Ну, сеньор дон Хуан, я думаю, что если в этой вести истина, то, может быть, и не так трудно за неё страдать. Пресвятая дева! Да разве, к примеру, для меня не было бы радостью, если бы меня бросили в тёмное подземелье, если бы меня повесили или сожгли, и этим я добилась бы свободы? На свете есть более страшные вещи, чем боль и заточение. Где есть любовь, сеньор, — иногда мне кажется, что господа инквизиторы в его случае судят превратно. Может быть, они очень умные и учёные, и наверно уж, благочестивы и справедливы, грех в этом сомневаться, но и они иногда способны ошибаться. Совсем недавно, поскольку мои старые глаза стали плохо видеть, я приняла солнечный луч, что упал на дубовый стол, за пятно, и тёрла-тёрла его, надеясь стереть. Господи, прости, что я вмешиваюсь в тайные Его дела, но так, как со мной, может произойти и с ними, они могут принять божественный свет, что падает на души, за отсветы дьявольского огня. Но свет солнца всё-таки окажется ярче.

— Долорес, ты сама уже наполовину лютеранка, — с удивлением воскликнул Хуан.

— Я, сеньор? Сохрани Господи! Я христианка старого образца, добрая католичка, такой я надеюсь и умереть. Но если Вы хотите знать правду — я раньше соглашусь идти в паломничество в жёлтом санбенито и со свечой в руке, чем допущу мысль, что Карлос когда-нибудь сказал хоть слово, которое бы не было чисто правоверным и христианским. Всё его преступление состоит в том, что он познал любовь Господа и в этом обрёл счастье и мир. Если это и Ваша религия, сеньор дон Хуан, то я против неё ничего не имею. Но как я уже раньше сказала, если Бог в своём великом милосердии даст мне уверенность, то я готова следовать за Вами и Вашей дамой хоть до края земли.

С этими словами Долорес вышла из комнаты. Хуан долго сидел в глубоком раздумье. Наконец он взял Новый

Завет, и принялся перелистывать его страницы, пока он не нашёл притчу о сеятеле: «Иное упало на камни, где немного было земли и скоро взошло, потому что земля была неглубока, когда же взошло солнце, увяло, и как не имело корня, засохло».

— Вот, — сказал он сам себе, — в этих словах история всей моей жизни, начиная с того дня, как в садах Сан-Исидро мой брат открыл мне свою веру. Боже, помоги мне, и прости моё падение! Ещё не поздно со смирением вернуться к самому началу, и просить Того, Кто единственный способен перевернуть засохший слой земли.

Он закрыл книгу, подошёл к окну и выглянул в сад. На миг его взгляд задержался на родной, таинственной надписи на стекле, которую оба брата так любили с детства, о которой были все их мальчишечьи сны: «Я нашёл своё Эльдорадо!»

Солнце во всём своём блеске освещало эти слова, так, как это было в прежние дни: дни, которые навсегда миновали…

Практичному дону Хуану не пришло в голову усмотреть в этом счастливое предзнаменование для себя или для своего брата, который стоя за его спиной, всегда говорил: «Смотри, Ру, солнце светит на слова нашего отца!»