Испанские братья. Часть 3 - страница 37
Всё к концу подошло — надежды и страхи, и скорби,
Сердца боль и тоска, и муки страданий…
(Лонгфелло)
Зимние дожди нескончаемыми потоками изливались на землю, и в окно тюремной камеры уже давно не проникал ни единый луч солнца. Но дон Хуан Альварес этого не замечал. Ослабевший и больной, он лежал на своём ложе из соломы, и не желал видеть ничего, кроме лица дорогого сына, который почти не отходил от него.
При помощи бальзамирования можно на тысячелетия сохранить внешность похороненного такой, какой она была при жизни. Археологи раскапывают могилы и находят царей в их великолепном облачении. Они лежат величественные в своей славе, с царским скипетром в мёртвой руке, нетронутые тлением. Но как только их освещает луч солнца и овеет дуновение свежего ветра, они рассыпаются. Прах становится прахом.
Так и дон Хуан во мраке могилы своего заточения смог бы прожить ещё много лет — если это можно назвать жизнью. Но Карлос принёс ему свет и свежий воздух. Его дух, его сердце ожили вновь, но в той же мере убывали его физические силы, которые уже не могли справиться с этим потрясением, и теперь его жизнь приближалась к своему концу.
Карлос ухаживал за отцом умело и с нежностью. Он не просил у тюремщиков помощи врача, хотя ему бы её предоставили.
Веские причины удерживали Карлоса от того, чтобы прибегнуть к помощи людей. Ежедневные упражнения в покаянии теперь были оставлены, чётки лежали без применения, и «аве Мария Санктиссима» больше не слетала с уст дона Хуана Альвареса. Поэтому Карлос после долгих раздумий и молитв однажды сказал ему:
— Отец мой, ты согласен быть здесь в руках Божьих, только в Его руках, и что Он пошлёт, принять с благодарностью?
— Как?
— Хотел бы ты ещё чьей-то помощи для души или тела?
— Нет, — твёрдо ответил граф де Нуера, — я не стану исповедоваться духовным отцам, ибо один Христос прощает меня, и я не хочу принимать от них последнего помазания, ибо мой первосвященник — Христос, и пока со мной моё сознание, я не хочу принимать последнего помазания.
На лице Карлоса своеобразно отразилось выражение решимости:
— Ты хорошо сказал, мой отец. Если Бог мне поможет, тебе не будут досаждать люди.
— Сын мой, — сказал однажды в сумерках дон Хуан сидящему с ним рядом Карлосу, — расскажи мне подробнее о тех, кто возлюбил истину после того, когда я перестал жить на свободе. Видишь ли, я хотел бы узнать их, когда встречусь с ними в небесных обителях.
Карлос стал рассказывать ему, разумеется, не в первый раз, но более подробно историю реформированной церкви Испании. Почти каждое имя, которое он называл, было окружено сиянием мученического венца. С особой любовью и уважением он вспоминал имя дона Карлоса де Гезо, назвал Лосаду, де Ареллано, и героического Хулио Эрнандеса, который, как он считал, ещё ожидает своего венца.
— За него я ещё возношу молитвы, за остальных я могу только благодарить Бога.
— Я верю, — добавил он после некоторого молчания, — Бог не оставит в забвении страну, за которую страдали, молились и трудились Его верные слуги. Он обязательно услышит их голоса и однажды вернёт этой земле благословение.
— В этом я не уверен, — нерешительно сказал умирающий, — испанцам была дана истина Божья, но они её отвергали. Что в Библии сказано про Даниила, Ноя и Иова?
Карлос процитировал высокие в своей беспощадности слова: «Если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов — живу Я, говорит Господь Бог, — не спасли бы ни сыновей, ни дочерей, праведностью своею они спасли бы только свои души».
— Ты думаешь, что нашу страну ожидает такая же участь, отец? Я осмеливаюсь надеяться на лучшее. Не испанцы отвергают истину, но инквизиция не даёт ей распространяться.
— Но испанцы несут ответственность за её действия. Всё что делается, делается с их покорного согласия. Они всё это терпят. Нашлось бы достаточно храбрых воинов, умеющих владеть мечом, — сказал дон Хуан, в котором проснулся бывалый солдат.
— Бог может дать нашей стране второй шанс, ведь часто истина предлагается отдельно взятому человеку дважды, почему не народу?
— Это верно и по отношению ко мне, да славится имя Его, — он помолчал. — Мой сын всегда говорит о других, и никогда — о себе. Я ещё не знаю, как это случилось, что ты с такой готовностью принял Слово Божье от Хулио.