Испанские братья. Часть 3 - страница 46
— Молодой человек, для Вашей чести, и Вашей безопасности Вам следовало бы говорить со мной в другом тоне, — не без достоинства сказал аббат.
— О своей безопасности я не беспокоюсь. Я грубый солдат, и в боях привык к опасностям. Если бы только таких, как я, хватали ваши руки! Но вам, прислужникам дьявола, для жертвы нужен был именно мой нежный, мой безвинный брат, который никогда в жизни не причинил никому зла. Ничто другое не могло вас удовлетворить, как продержать его тридцать два месяца в подземелье, где он вынес… одному Богу известно, что ему пришлось вынести! И после всего этого вы обрекли его на такую смерть! Я проклинаю вас! Да что моё проклятие, я призываю на вас Божьи проклятия! Если Он начнёт Свою инквизицию, не такую, как ваша, я молю Его, чтобы Он тогда воздал вам, палачам, за каждую каплю крови, за каждую слезу, за каждое мгновение мук Его святых! Он видел всё, и от Его возмездия вы не уйдёте!
Аббат наконец опомнился — до сих пор, ошеломлённый дерзостью дона Хуана, он не в состоянии был произнести слово.
— Безумный! — закричал он. — Вы одержимы дьяволом! Святая инквизиция…
— Её изобрёл сам сатана, и её министры — его верные прислужники, — перебил Хуан, в своей ярости забывший обо всём и дерзко провоцировавший последствия.
— Богохульство! Вы хулите Бога! — вышедший из терпения аббат протянул руку к колоколу, стоявшему на столе.
Хуан не дал ему притронуться к нему, — мёртвой хваткой он вцепился в его руку. Эту руку аббату не так легко было стряхнуть, как два дня назад другую — исхудавшую и обессиленную.
— Можете потом делать со мной, что хотите, но сначала я скажу Вам то, что думаю, — продолжайте своё гнусное дело, полните чашу до краёв! Бросайте в карцеры, отбирайте имущество, разрушайте и жгите! В одном Вам надо дать справедливость — Вы в своих действиях чудовищно бесстрастны, никто не может упрекнуть Вас в том, что Вы идёте вдоль изгородей и собираете для жертвы хромых и слепых. Нет, Вы идёте в заботливо охраняемые дома, и берёте самых умных, утончённых и прекрасных. Они становятся жертвами на Вашем алтаре. Вы имеете в себе что-нибудь человеческое? И если в Вас осталась ещё крупица, то задушите её, уничтожьте, затопчите. Придёт день, и тогда Вас настигнет кара. Вы поймёте, что такое раскаяние!
— Безумец, отпусти меня! — закричал возмущённый, не на шутку перепуганный аббат, всё ещё пытаясь освободиться из железных рук Хуана, — прекратите Ваши богохульства! Человек может раскаяться, если согрешил. Я же служу Богу и Его церкви.
— Но ты служитель церкви — назвать тебя служителем Бога было бы слишком цинично — скажи мне хоть раз правду, я спрашиваю тебя, как человек человека, скажи, тебя никогда не преследуют глаза твоих жертв? И их крики в смертельных мучениях нисколько тебя не беспокоят?
Аббат на мгновение зажмурился, подобно человеку, испытавшему внезапную боль, которую он хочет скрыть от посторонних глаз.
— Вот видите! — воскликнул Хуан, с силой отшвырнув руку аббата, которую он до сих пор не отпускал, — я вижу, что Вы всё-таки способны испытать раскаяние.
— Вы ошибаетесь! — ответил аббат, к которому мигом вернулось всё его достоинство, — раскаяние — это не моё дело!
— Нет? Тем хуже для вас. Вставайте и опять ложитесь в постель, без всяких угрызений совести, ешьте и пейте, пока до вашего слуха доносятся крики ужаса братьев, поступайте как Мунебрега, который пирует в своём мраморном дворце, тогда как под его окнами ещё светится горячий пепел кемадеро! Делайте так, пока оба не рухнули в преисподнюю, тогда вы узнаете вкус чаши гнева Божьего! Огнём и серой Он воздаст вам за ваше так называемое «служение Богу»!
— Ты лишился рассудка, а я не менее глуп, что слушаю тебя! Но послушай и ты меня один миг, дон Хуан Альварес! Я не заслужил твоих упрёков. Я был тебе и твоим близким более хорошим другом, чем ты думаешь!
— Ваша дружба весьма благородного свойства! Я благодарю Вас за неё, как она того заслуживает!
— Вы дали мне более чем достаточно поводов для Вашего ареста!
— Милости прошу! Было бы позором, если бы я не смог вынести того, что вынес мой хрупкий, мой изнеженный брат!