Испанские братья. Часть 3 - страница 9

Но ещё более значительный церемониал совершался в другом месте. За пределами городской стены было сооружено омерзительное квемадеро — великий алтарь, на котором уже многие поколения приносили в жертву Богу себе подобных. Туда подходили длинные процессии босых монахов, несших дрова и вязанки хвороста. Всё это они складывали в большие кучи, не переставая вполголоса напевать жуткие мелодии мизерере[1].

Совсем другая обстановка была в великолепном дворце дона Гарсиа Рамиреса. В прохладной верхней комнате, окружённая шелками и кружевами, драгоценностями и геммами стояла донна Инесс, старательно подбирая к завтрашнему празднику свой наряд. Донна Беатрис де Лавелла и юная камеристка, та самая, которая участвовала в благородной, хотя и безрезультатной попытке спасти дона Карлоса, помогали ей в этом важном деле.

— Позвольте, милостивая государыня, — сказала камеристка, — я посоветовала бы Вам одеться в розовое. Вместе с драгоценными жемчужинами, подарком его милости Вашего супруга, это будет великолепно, и моя госпожа будет выглядеть как герцогиня, да таковые, как я слышала, непременно будут присутствовать… Но что соблаговолит надеть донна Беатрис?

— Я решила не присутствовать на празднике, Хуанита, — в некоторой растерянности ответила донна Беатрис.

— Вы не будете на празднике?! — воскликнула в изумлении девушка и темпераментно перекрестилась, — и не увидите величайшего зрелища, какого уже столько лет не было в Севилье! Оно стоит доброй сотни коррид! Ай де ми, как жаль!

— Хуанита, — вмешалась её госпожа, — мне кажется, я слышу из сада голос сеньориты, слишком жарко, чтобы выпускать её на воздух. Будь добра, приведи её обратно в дом.

Как только служанка вышла, донна Инесс повернулась к кузине:

— На деле, очень безрассудно со стороны дона Хуана держать тебя здесь взаперти, в то время как вся Севилья ликует в преддверии великого дня.

— Я этому рада… у меня не хватит смелости пойти, — с дрожащими губами ответила донна Беатрис.

— Что касается этого, то её у меня тоже немного. И ещё, мой бедный брат сегодня так слаб и болен, мне его искренне жаль, и при этом он так бездумно относится к своей душе, это самое страшное… Я не перестаю возносить молитвы, чтобы заступница пресвятая дева вывела его на верную стезю… если бы он согласился на приход священника! Но он всю свою жизнь был невозможно упрям и своеволен! Если я стану слишком настаивать, он ещё подумает, что я принимаю его за умирающего!

— Я думала, ему стало лучше с тех пор, как ты взяла его к себе.

— Конечно, ему у нас лучше, чем в доме родителей. Но с некоторых пор мне кажется, что его силы убывают, причём очень быстро… и теперь ещё состоится это аутодафе…

— Ну и что же? — с быстрым, наполовину непонимающим, наполовину испуганным взглядом спросила донна Беатрис.

Донна Инесс старательно закрыла дверь и подошла совсем близко к кузине:

— Говорят, она тоже среди тех, кого препоручили мирскому правосудию, — прошептала она.

— Он это знает? — также шёпотом спросила донна Беатрис.

— Я боюсь, он что-то подозревает, и я не знаю, говорить ему, или не говорить… О, пресвятая матерь Божья, вразуми меня! Ай де ми! Это от начала и до конца очень страшная история! И вдобавок ко всему — арест её сестры донны Хуаны! Дочь герцога, невеста высокородного гранда! Но… лучше не говорить обо всём этом ничего, совсем ничего…

Только так, несколькими отрывистыми торопливыми словами осмелилась донна Инесс высказаться о самых жутких и бесчеловечных празднествах мрачного средневековья.

— Но ты ведь знаешь, — опять заговорила донна Инесс, — мы должны поступать как все. Было бы неуместно выглядеть на празднике печальным и подавленным, об этом сразу бы все заговорили.

— Вот поэтому я и рада, что дон Хуан просил меня не ходить… Легко сказать, не выглядеть печальной, если дон Мануэль, твой отец, и донна Катарина, моя тётушка делают всё возможное, чтобы окончательно свести меня с ума! Скажи, как тут не будешь печальной!

— Они опять поощряют дона Луиса добиваться твоей руки? Милая Беатрис, мне от души тебя жаль! — с искренним сочувствием сказала донна Инесс.