Исповедь о сыне - страница 13

Наверное, многие читали главу из «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, «Фаталист» и помнят утверждение автора, что на лице человека накануне его гибели, выступает лик смерти, и его нетрудно угадать. Пусть я недостоверно привёл слова автора, но по существу близко к тексту. Теперь опишу один подобный случай, свидетелем которого мне пришлось быть лет тридцать назад, когда я работал старшим юрисконсультом в НГДУ «Мамонтовнефть», что находится в Пыть-Яхе Тюменской области. В большом зале красного уголка идёт собрание работников аппарата, и собралось около семидесяти человек. Мне поручено начальником управления разъяснить собравшимся некоторые законы, принятые на очередном съезде народных депутатов. И я с трибуны стараюсь рассказать присутствующим работникам об этом более доходчиво. В первом ряду, как обычно, сидит руководство, и среди них главный инженер управления Николай Самардаков, на которого я всё чаще и чаще обращаю пристальное внимание и ничего не могу понять. Его лицо и шея полыхают розовым цветом, а не красным. Прошу это учесть. А глаза сверкают необычным играющим блеском, в них, кажется, яростно полыхает пламя, охватывая сжигающим огнём живую человеческую душу, и та в тревожном смятении мечется в поисках спасения и не может его найти. Не зря же говорят, что глаза – это зеркало души. Хотя внешне он спокоен и как всегда держится с достоинством. Вначале мне подумалось, что он выпил перед собранием, но вспомнил, что в этом отношении он был безупречен. Потом мелькнула догадка, что мои разъяснения ему непонятны, и спросил его об этом. Он торопливо ответил, что всё прекрасно понимает и мне можно продолжать в том же духе. Вскоре собрание благополучно закончилось, и все разошлись по своим кабинетам. Мы с сыном Николаем тоже зашли в свой кабинет. Убрали со стола рабочие документы и хотели уже одеваться, чтобы пойти домой, как неожиданно шумно вошёл главный энергетик управления Андрей Паклин, пожилой полноватый мужчина с одутловатым бледным лицом, уже одетый, чтобы отправиться домой. Он был очень редким посетителем моего кабинета, и мы удивились его приходу в столь поздний час. Мне подумалось, что задаст какой-нибудь заковыристый вопрос на засыпку на юридическую тему, но, остановившись посредине кабинета и не обращая внимания на приглашение сесть, он снял шапку и в сильном волнении начал говорить. Говорил он, часто вздыхая, говорил надсадно, с тяжёлой грустью и горечью, будто хотел, чтобы мы непременно передали кому-то неизвестному, какая для него настала невыносимо-тяжёлая жизнь. Никто его не понимает и не сочувствует, как ему тяжело приходится работать в эту снежную и суровую зиму и сколько ещё бардака кругом, а чтобы справиться, у него не хватает ни времени, ни сил. И чем дальше он говорил с нарастающим стоном измаянной жизнью души, тем его бледное лицо всё гуще покрывалось розовым цветом, что меня очень удивило и напомнило лицо Самардакова на только что закончившемся собрании. Потом, безнадёжно махнув в пространство рукой, он, не прощаясь, вышел из кабинета. Мы с сыном с удивлением посмотрели друг на друга и пошли домой, где я за ужином и рассказал семье о двух этих случаях. Однако домашние довольно равнодушно отнеслись к моим новостям и никак на это не отреагировали. На другой день в начале рабочего дня мне позвонил начальник управления и через силу, глухим взволнованным голосом сообщил, что сегодня по пути на работу из Нефтеюганска в Пыть-Ях в автокатастрофе погибли Самардаков, Паклин и шофёр легковой машины, на которой они ехали. Фамилию шофёра забыл. В небольшом городке Пыть-Яхе одна из улиц названа именем Николая Самардакова. Вот такой удивительный и трагически закончившийся случай я наблюдал в своей жизни и хорошо его помню до сих пор. Поразмыслить над этим случаем и другими, описанными в книге, предлагаю самому читателю, если есть желание, а приводить дальше подобные примеры на эту тему нет смысла.

Не могу не признаться, что за месяц до гибели сына, может чуть больше, мы с супругой так остервенело ссорились, как никогда в жизни. Причём, зачинателем этих ссор всегда была моя супруга, не в обиду будет ей сказано. Она будто исподволь интуитивно предчувствовала чутким сердцем женщины, матери троих детей, нависшую над сыном беду. И в охватившем её смятении душа её исходила в немом беспомощном крике: «Отец? Ну, делай же хоть что-нибудь для спасения сына от неминуемой гибели! Беги, ползи на корячках, ну хоть что-то же делай наконец!» Однако, ни ей, ни мне, даже в голову тогда не приходило, что с нашим сынком может случиться что-то страшное. И наши сердца тогда не ведали о близившейся беде и предстоящем ужасе от неизбывного горя. Это скорее рок, а может – результат старческой немощи. Да какая теперь разница! Сына-то нет, и никогда не будет.