Исповедь о сыне - страница 17

В конце пятого месяца с момента подачи рапорта об увольнении меня вызвал на собеседование главный начальник всех тюрем и лагерей области. За массивным столом в большом начальственном кресле величественно и недвижимо сидел, словно замороженный вечным холодом музейный экспонат мамонта, пожилой и седоватый полковник. Беседа была очень трудной с морально-психологической точки зрения, и я вышел от грозного начальника с тяжёлым чувством неудовлетворённости и досады. В конце нашего разговора он спросил меня, кем я собираюсь работать после увольнения. Я бодро ответил, что буду работать по прежней специальности, электросварщиком. «И сколько вы будете зарабатывать?» Я ответил, что рублей пятьсот-шестьсот. Это сумма равнялась его зарплате. Он с нескрываемым удивлением, не мигая, уставился на меня. У него вскинулись вверх густые и седые брови, он своей могучей фигурой, в растерянности, откинулся на массивную спинку своего кресла и с ещё большим удивлением и недоверием спросил: «А зачем тебе столько денег? Что ты будешь с ними делать?» Вопрос был ниже пояса по своей наглости и тупости. Теперь уже я с нескрываемым изумлением уставился на него, в растерянности соображая, как бы мне более доходчиво объяснить начальственной голове, дожившей до седых волос, зачем мне такие деньги нужны, но не успел. Его душевное обнищание было столь заметным, вызывающим, что нисколько не стесняло его властолюбивую натуру. Он бравировал этим, не замечая своего убогого невежества. Тут он мне строго и назидательно, как приговор, и объявил, что за мной будет установлена слежка до конца жизни и что по юридической специальности они мне работать не позволят. Да вот беда, этот глупейший разговор имел для него чуть позже самые дурацкие последствия.

О себе пока помолчу. Через несколько лет, отправляясь в очередной отпуск, я заехал к сыну в Омск и случайно встретил на улице своего знакомого по прежней работе в колонии. Тот мне почти шёпотом по большому секрету и рассказал, что самый большой лагерный начальник украл 32 тысячи рублей, выделенных государством на зэковское хлёбово на весь год, и сейчас находится под следствием, но лежит в больнице с сердечным приступом. Я спросил: «Где эта больница?» «А зачем тебе знать?» – насторожившись, подозрительно спросил мой знакомый. «Да хочу задать ему напоследок всего один дебильный вопрос – зачем ему столько денег и что он собирался с ними делать? Согласись, что эта сумма по нашим нищенским временам – астрономическая». «А ничего у тебя не выйдет со встречей и этими твоими дурацкими вопросами к такому начальнику. Он лежит в номенклатурной больнице, и туда в связи с этим делом не всех пускают». Мой приятель не знал о нашем разговоре с этим человеком по поводу моей зарплаты. Больше я никогда дальнейшей судьбой вороватого начальника не интересовался. Был уверен, что тот отделается партийным выговором и, может быть, занесением в учётную карточку. Действуя по своим уголовно-партийным понятиям, партийная номенклатура областного масштаба и выше своих собратьев, замеченных в таких невинных и благородных заботах о благополучии своей семьи, в ту благословенную для них пору не выдавала и не предавала. Здесь царила и властвовала нерушимая корпоративная солидарность, основанная на партийном принципе: «Номенклатура всей страны! Объединяйся!» И они объединились в борьбе за правое дело, но уже без бывших верных союзников – без рабочих, крестьян и этой, как её? Ну, той самой… Да как же её? В Мавзолей, твою мать! Ну, которую Основоположник публично и презрительно называл, на букву Г… Да! Да! Это она и есть, наша интеллигенция. Всегда неприлично крикливая и неугомонная, которая, будто всё знает и понимает, но что-то полезное для улучшения жизни людей сделать не может. Говорят, опыта и умения не хватает. Так не беритесь, раз не хватает. Надо чтобы каждый своим делом занимался и своей головой отвечал за сделанную работу. Кажется, договорились. Теперь, вроде бы, в обнимку с ней будут рулить державой и, кажись, без левых и правых уклонов. Вот так-то. Прямиком, значит, надо в жизни к намеченной цели двигаться, а кто будет мешать, того одним махом сметать со своего пути, как все державы делают, и при этом никого не стыдятся и не боятся. Это не моя придумка. Так сейчас думают и говорят многие соотечественники. Да, наверняка и другие мнения есть на этот счёт. Так что прислушиваться не вредно к разным мнениям, кому это следует по должности делать