Исповедь о сыне - страница 16

Жизнь в этом секретном городке была комфортной во всех отношениях. О преступности слухов не водилось. С продуктами питания и другими необходимыми для жизни товарами проблем не было. И это было непривычно для нас, монтажников, приехавших сюда из разных городов страны, где эти проблемы с каждым месяцем становились всё более злободневными. Засекреченность этого объекта нам ничем не досаждала, поскольку каждый тогда понимал, что чем меньше будешь болтать, тем спокойней будешь жить, и заметных происшествий на этой почве не было. Страх наказания дисциплинировал приезжих жителей этого городка. Инженерно-техническим работникам нашей монтажной организации доплачивали к зарплате за работу в секретной зоне, хотя к секретам этого объекта их и близко не подпускали. Оснований не было.

Но вот случилась непонятная странность с сохранением секретности, за разглашение которой с виновника строго спрашивали. Как-то прошёл слух, что по радио «Голос Америки» директора нашего сверхсекретного строящегося завода американцы поздравили с пуском завода и выпуском готовой продукции. Это нас ошеломило. Позже узнали, что все подобные секреты выдал американцам предатель Пеньковский, хотя вполне возможно, что всё было по-другому. Но интересоваться, как американцы узнали об этом секретном заводе и даже фамилию директора, желающих не было среди моих знакомых, да и среди незнакомых. Опасно было тогда лишнее болтать вообще, и это в частности. По окончании пуска всех турбин и котлов на электростанции нас, монтажников, откомандировали на другие аналогичные стройки в разные города нашего отечества. Меня по моей просьбе откомандировали в Омск на строительство ТЭЦ-4 и вскоре дали квартиру, куда, не мешкая, я перевёз свою семью. Работал я дипломированным электросварщиком, неплохо по тем временам зарабатывал, и особых материальных затруднений семья не испытывала. Мои сынки пошли в школу, и забот в семье заметно прибавилось.

Вспоминаю Колю в те годы. Видится он мне загорелым, с взлохмаченными белёсыми волосами, с молотком в одной руке и гвоздями в другой. А за ним тянется ватага ребятишек, кто с доской, кто с палкой в руке. И из этого хлама под Колиным руководством они, копая землю на пустыре рядом с домом, строили землянки, балаганы и, конечно, играли в войнушку, как они называли тогда эти игры. Домой он приходил усталым, голодным, но радостным. В ребячьих играх он всегда был главным командиром.

Да вот беда, после окончания третьего курса юридического института, недолго думая, решил я перейти на работу по юридической специальности, и мой выбор оказался явно неудачным – с далеко идущими неприятными последствиями, как для меня, так и для всей семьи. Это была с моей стороны самая непростительная ошибка в жизни, поскольку моя работа ничего общего с юридической специальностью в прямом её значении не имела. Я устроился в исправительную трудовую структуру МВД, а точнее – в колонию общего режима, где вначале работал начальником отряда, а затем – старшим инспектором оперативной части. Проработав в этой системе три года, я с огорчением убедился, что не туда попал, и по своим морально-психологическим качествам совершенно не пригоден для успешной работы в подобных учреждениях. Я хорошо понимал, что не стоит мне морочить голову себе и руководству и написал рапорт об увольнении. Уволили меня только через пять месяцев и предупредили, что по юридической специальности работать мне не дадут, за мной будет установлен негласный надзор, поскольку якобы они научили меня секретной работе. Однако никто меня секретам этой работы не учил, и своих учителей я не помню. Их не было. Учился же я самостоятельно, читая книги политических заключённых, которых выпустили по амнистии в 1956 году. В то время появилось много мемуаров о годах, проведённых людьми в сталинских лагерях. Вот из этих-то книг я и набирался опыта лагерной жизни, которая мало в чём изменилась с того страшного времени. По своей непростительной наивности и в непреодолимом желании быстрее уволиться я тогда не придал особого значения этим угрожающим моей свободе словам, о чём впоследствии очень сожалел и заплатил высокую цену. Кроме того, за три года службы я получил семь поощрений, которые записаны в мою трудовую книжку, и не имел ни одного взыскания. И вдруг какой-то надзор, слежка, да ещё пожизненная. Вздор какой-то, решил я, и больше об этом не задумывался, пока этот вздор не начал портить мне и семье жизнь. В связи с этим не могу не рассказать об одном любопытном случае, связанным с моим увольнением из этой мрачной организации.